Я бы сам послал купить сигар, но бог весть, каких купят; поэтому обременяю тебя, мой милый брат».
Кого хотел успокоить Налбандян, не без юмора, всегда придававшего Микаэлу особое обаяние, сообщая такие подробности о своем здоровье? Себя или родных? И все-таки работал. Работал яростно, неистово. Он уже заканчивал критику романа «Сое и Вардитер», хотя писал с перерывами: он не мог долго сидеть — сразу давали себя знать боли в груди и спине…
13 февраля 1864 года Микаэлу сообщили, что ему разрешают заниматься литературной работой, однако статьи его должны пройти цензуру в Третьем отделении. Но даже это казалось огромным успехом и несказанно обрадовало не только узника, но и многих других.
Недели через две, 29 февраля, в пику всем тем, кто, довольно потирая руки, злословил, что между Степаносом Назаряном и Микаэлом Налбандяном возникли разногласия и отношения их вконец ухудшились, Арутюн Свачьян заявил во всеуслышание в своем «Мегу»:
«Юсисапайл» воскрес! Как раньше, так и сейчас г-н Налбандян сотрудничает в «Юсисапайле», и его статьи будут появляться в каждом номере. Однако из этого не следует, что он на свободе. Нет, он по-прежнему находится в петербургской крепости святых Петра и Павла, однако ему дано разрешение сейчас принимать участие в издании. Прежде чем попасть в Москву, в редакцию журнала, труды его, несомненно, будут неоднократно подвергнуты строгой цензуре.
Знаю, вы хотели бы узнать подробные сведения о нем… Пока же считаю сказать нужным лишь то, что рано или поздно невиновность его восторжествует, поскольку никакого преступления он не совершал».
А Микаэл поспешил закончить статью и передать ее в Третье отделение. Не ожидая ответа цензоров, он принялся за очередные свои «Две строки» — ответ противникам, которые продолжали обвинять «Юсисапайл» в том, что журнал не умеет подбирать материалы, поэтому часто печатает на своих страницах европейские романы, «которые не имеют отношения к нам и к нашему народу».
Поистине, будто ничего не изменилось под луной, и всевозможные мракобесы с позиций своего жалкого «патриотизма» продолжали свои нападки на все передовое… Действительно, сколько должно было продолжаться еще это позорное явление, которое не назовешь даже узкомыслием и провинциализмом? До каких же пор?!.
В своем ответе Микаэл не только доказывал значение переводческого искусства для обогащения и развития языка и литературы, но утверждал, что перевод вольнолюбивого, с позиций высокой нравственности написанного произведения, с какого бы языка ни был сделан перевод, имеет важное значение не только для воспитания чувства прекрасного в читателе, но и для возбуждения и оживления политических и общественных взаимоотношений всей нации. Это обстоятельство Микаэл особенно подчеркивал, имея в виду вообще воздействие на умы литературы и искусства. Что же до частного, то Микаэл напоминал, что в последнее время армяне получили два в высшей степени поучительных романа — «Раны Армении» и «Сое и Вардитер», причем армянская романистика не завершается ими, а только лишь начинается. От души приветствуя эти романы и указывая их достоинства, Микаэл Налбандян предупреждал, что Хачатур Абовян и Перч Прошян сказали в своих романах вовсе не все, что можно было сказать людям. Поэтому «каждое хорошее произведение, на каком бы языке оно ни было написано, равно полезно всему человечеству, особенно если в них не проявляются узконациональные понятия».
…А о сданной на цензуру первой статье не было пока никаких вестей. Микаэл же с нетерпением ждал того дня, когда его критика романа «Сое и Вардитер» вырвется наконец за тюремные стены. Он был уверен, что в цензурном отношении к его статье не придраться, и в то же время прекрасно понимал, какое огромное значение она может иметь для армянской национальной литературы.
«Сое и Вардитер» — история юношеской любви — не первое и не последнее в мировой литературе. В то же время роман давал интересные и ценные этнографические зарисовки, картину живых нравов и обычаев народа.
Уже в самом начале статьи Микаэл высказал свое кредо критика: «Можем смело сказать, что уважаемый автор является верным зеркалом по отношению к описываемой им жизни… Г-н Прошян исполнил свой долг. Теперь наш черед стать зеркалом для него и показать автору его собственное произведение». Такой принцип для критической статьи дал Микаэлу возможность, в свою очередь, сказать о современных национальных проблемах и, тем самым придав статье больший публицистический накал, фактически продолжить Прошяна, но уже в другом литературном жанре.