Приведём несколько цифр, которые убедительнее слов расскажут о грандиозности микеланджеловского проекта. Поскольку купол задуман сдвоенным, его внутренняя окружность составляет 42,7 метра, а внешняя — 58,00. Высота от пола собора до венчающего креста равна 135,28 метра. Высота барабана, то есть цилиндрической части, равна 14 метрам, украшающие его окна имеют габариты 5 x 2,70 метра. Круглый фонарь над куполом может вместить внутри 16 человек.
Собор начал обретать ощутимые монументальные формы. Опасаясь, что после его смерти злопыхатели из «сангалловой клики» исказят проект, в 1558 году Микеланджело приступил к изготовлению деревянной модели купола, на чём настаивали друзья. Видя его немощь и опасаясь, что в любую минуту он может снова слечь, они просили великого друга не отвлекаться на другие дела и сосредоточить оставшиеся силы на соборном куполе, который, судя по его рисункам, должен был стать «восьмым чудом света».
В 1561 году макет был готов (Рим, музеи Ватикана). Образцом для него послужил купол Брунеллески над Санта Мария дель Фьоре. Но вместо стрельчатой Микеланджело избрал полусферическую форму сдвоенного купола, а свои расчёты кривизны купола проводил по чертежам Брунеллески, копии с которых ему раздобыл племянник Лионардо. Известно также, что прежде чем остановиться на куполе Брунеллески, им был внимательно изучен купол Баптистерия в Пизе по проекту Диотисальви, являющийся выдающимся памятником итальянской архитектуры XII века.
Купол над собором Святого Петра стал объектом исследований и замеров. Как показали расчёты, пропорции купола и барабана равны, хотя масса барабана кажется придавленной устремлённым вверх куполом. Это оптическое впечатление создано суммой применённых при строительстве архитектурных деталей и элементов, благодаря чему достигнута совершенная гармония между пластикой и техникой.
Недовольство его действиями на стройке собора росло, а изгнанные им с позором вороватые подрядчики затеяли против него тяжбу, доказывая свою правоту. Но обладая полнотой власти в соответствии с папским указом, он не обращал внимания на развязанную против него кампанию лжи и надуманных обвинений, пока над его головой не прогремел гром.
В Риме неожиданно объявилась Виттория Колонна. Бросив все дела, он помчался к её дому. Но его к ней не допустили, поскольку, как сказал врач, маркиза никого не узнаёт. Дня через два он вновь попытался проникнуть к ней. На сей раз ему разрешили пройти к пришедшей в себя Виттории. Её трудно было узнать — такой неизгладимый след оставила на ней болезнь. Едва сдерживая рыдания, он упал перед её ложем на колени, и по измождённому лицу маркизы пробежало подобие улыбки узнавания. Не в силах произнести ни слова, она слабеющей рукой указала ему на висящее на стене в золочёной багетовой раме Распятие, когда-то подаренный им рисунок. Но что этим ей хотелось сказать на прощанье, так и осталось в тайне. 24 февраля 1547 года её не стало. Для Микеланджело это была невосполнимая утрата. Он лишился самого дорогого существа, жизненной опоры…
С её уходом Микеланджело долго не мог прийти в себя. Как пишет Кондиви, особенно он терзался, что не прикоснулся к челу покойной, поцеловав ей только руку.
Преследовавшая его смерть не унималась. Почти одновременно не стало Дель Риччо и дель Пьомбо, с которыми он когда-то дружил, пока оба не предали его. Но узнав о их кончине, он искренне опечалился, так как с ними были связаны многие радостные моменты жизни, а такое высоко ценится, и былые обиды и огорчения кажутся никчемными в преддверии собственной смерти, следовавшей за ним по пятам.
Пришло известие о смерти короля Франциска I, а с ним ушла последняя надежда увидеть Флоренцию свободной. В своё время через друга Строцци Микеланджело пообещал французскому королю соорудить ему за свой счёт конную статую и водрузить её перед дворцом Синьории, если тот освободит родной город от тирана. До последнего времени он лелеял мечту о том, что поддержанный Павлом III — а о его намерениях он был хорошо осведомлён — король двинет войско из Ломбардии, где были расквартированы его основные силы, и освободит Тоскану от власти ненавистных Медичи.
Тогда же из Германии пришла весть о смерти Лютера. Он не разделял его убеждений, но уважал как личность за величайшее мужество, с которым убеждённый в своей правоте августинский монах выступил против официальной церкви, а высказанные им идеи потрясли весь христианский мир.
Скандалы на стройке собора не прекращались, принося Микеланджело немалые огорчения. Не унимался крикливый Биджо, как архитектор, проявивший себя не с лучшей стороны. Как вспоминает Вазари, однажды он с Микеланджело ехал в пролётке по новому мосту через Тибр, построенному по проекту Биджо.
— Ты погляди, — промолвил вдруг Микеланджело, — как балки ходуном ходят. Мост вот-вот развалится.
Он оказался провидцем — вскоре мост рухнул, что должно бы приструнить заносчивого Биджо и охладить его чрезмерный пыл. Но этот горе-архитектор не унимался, являясь главным заводилой козней против Микеланджело. Верный Урбино уже пригрозил изрядно его поколотить, если тот не угомонится.
Непросто складывались последние годы и для папы Павла III, чьё семейство походило на растревоженное осиное гнездо. Особые неприятности приносил ему беспутный сын Пьерлуиджи, развратник и злодей, с которым у Микеланджело возникли трения из-за причитающихся ему выплат за проезд по мосту через По под Пьяченцей. Папа умер 10 ноября 1549 года, и это была большая потеря для Микеланджело в годы разгула клерикальной реакции. У Павла он постоянно находил поддержку и мог целиком отдаваться делу, не обращая внимания на непрекращающиеся козни врагов.
От грустных мыслей его отвлёк приезд Вазари, который прибыл в Рим не с пустыми руками. Только что вышел из печати его фундаментальный труд «Жизнеописания», и один из первых экземпляров, ещё пахнущий типографской краской, был вручён Микеланджело с дарственной надписью. Получив в подарок увесистый том и полистав его, Микеланджело был растроган до глубины души, увидев, что ему посвящено гораздо больше страниц в тексте, нежели его главным соперникам Леонардо и Рафаэлю.
Не со всеми оценками он был согласен, а некоторые утверждения автора вызвали у него улыбку. Вазари пишет, что Микеланджело родился «под счастливой звездой», хотя вряд ли кому выпала такая тягостная доля, терзавшая душу мастера всю жизнь. Его особенно тронули слова автора в заключительной части повествования, где он признаёт, что «старался всё описать сообразно с правдой и часто от трудностей приходил в отчаяние». Это чувство как никому хорошо было знакомо Микеланджело.