— Апопи!.. поди сюда!..
— Зачем?
— Нужно. Приходи поскорее.
Апопи осторожно слез на пол и, впотьмах, отыскал брата.
— Какой-то демон схватил меня и держит изо всей мочи, — прошептал ему Ктепи. — Посмотри, что это такое!.. кажется, железный обруч?
Апопи начал ощупывать все тело брата.
— Разумеется, обруч! — сказал он. — Как же ты попал в него?
— Сам не знаю! Чуть наклонился я к этой груде, как вдруг что-то сомкнулось около меня и я не могу пошевелиться. Помоги разнять эту западню. Тут должна быть пружина. Отыщи ее и отломи.
Но пружина была скрыта так искусно, что Апопи нигде не мог ее нащупать. Напрасно оба брата напрягали свои силы, чтобы разнять обруч: крепко сощемившееся железо не подавалось ни в ту, ни в другую сторону. Они измучились и ничего не могли сделать против великой мудрости солнцелюбимого царя Амосиса.
— Дело кончено! — сказал Ктепи. — Мы открыты!.. Нас объявят ворами и казнят позорною смертью. Это ужасно!
— Да! это ужасно! — примолвил Апопи.
— Какое бесчестье для имени нашего незабвенного отца!
— Какой удар для нашей доброй матери!
— Любишь ли ты меня, Апопи?… любишь ли драгоценную мумию твоего родителя?
— Можно ли спрашивать об этом!
— Так поклянись мне тем, чье имя непозволительно и страшно произносить на земле[27], что сделаешь все беспрекословно по моему наставлению.
— Клянусь!
— Мудрый царь Амосис думает, будто он мудрее и остроумнее нас с тобою. А вот мы ему докажем остроумие! Отрежь мне сейчас голову, заверни ее в свой плащ и убирайся отсюда….
— Как это можно! — вскричал Апопи с ужасом.
— Так, по-твоему, лучше погибнуть позорно, обесчестить память нашего отца, имя нашей старой матери?… Ты мне поклялся.
— Однако ж!.. — произнес дрожащим голосом Апопи и залился слезами.
— Фуй! — сказал Ктепи. — Ты робкое дитя!.. ты содрогаешься там, где нужно явить мудрость, отличиться остроумием…. Ты не Египтянин! Я не признаю тебя своим братом. Ты Грек!.. ты хуже Грека!.. Жид!.. финикиец!
— Не обижай меня так жестоко, Ктепи! — перервал Апопи, утирая слезы. — Я — Египтянин!.. истинный Египтянин!
— Так режь мне голову и беги, спасайся. Если бы, вместо меня, попался в этот обруч ты, мой милый, я без спроса отрезал бы тебе головку и — поминай как звали!
Апопи нежно поцеловал брата, прощаясь с ним навсегда, и начал завертывать ему голову своим плащом.
— Не забудь только, — сказал еще сквозь сукно плаща Ктепи, — хорошенько и чисто притворить камень.
— Не забуду, — отвечал молодой человек и через минуту бежал уже по подземному ходу домой с головою любезного брата.
Рано поутру мудрый царь Амосис, встав с своего высокого ложа, отправился в подземелье посмотреть, что там случилось нового. Когда он подошел к груде слитков, у которой поставлена была западня, и увидел стоящего в обруче человека без головы, ужас и удивление овладели им в высшей степени. «Великие боги! — воскликнул он. — Меня, мудрого Амосиса, меня, фараона, то есть земное солнце, прямое течение Солнца Небесного, надувают люди, у которых даже и следа головы нет!.. Человек без головы ходит каждую ночь неразгадаемыми путями в мою царскую казну и обирает меня по своему произволению, а я… Но, нет!.. у этого человека наверное была прежде голова… Куда могла она деваться?.. Тут должна скрываться какая-нибудь мудрость… мудрость очень хитрая, очень остроумная… Я непременно проникну ее!»
И мудрый царь Амосис приказал мертвое тело вынуть из западни и положить его на земляном валу, защищающем Лабиринт от наводнений Нила, с западной стороны главного дворца, против самой многолюдной улицы. Он не сомневался, что родственники обезглавленного плута, страшась погубить души свои, будут стараться украсть это тело, чтобы сделать из него мумию и совершить над нею погребальные обряды. Поставленным у тела стражам строжайше предписано было наблюдать за всеми приходящими и немедленно схватывать не только мужчин, которые обнаружат малейшее покушение на труп, но и женщин, которые, остановясь перед ним, станут плакать или показывать какое-нибудь участие.
Стражи расположились на валу, возле мертвеца, выставленного на вид всему народу, и усердно высматривали весь день; но никто из проходящих не обращал внимания на их сокровище.
После заката солнца, бедный погонщик гнал перед собою мимо вала двух ослов, навьюченных кожаными мешками с вином. Ослы упрямились. Он колотил их дубиною, и один из ударов, предназначенных спине ленивого животного, нечаянно упал на его ношу. Курдюк лопнул. Вино потекло на мостовую. Несчастный погонщик был в отчаянии. Стражи, сидевшие на валу, начали хохотать.
— Что вы смеетесь, ротозеи? — сердито закричал им погонщик. — Вот, лучше бы пособили мне остановить вино вместо того, что сидите там без дела! Я готов подарить вам половину этого курдюка, если вы поможете спасти остальное.
Пользуясь сумерками, два стража быстро сбежали с вала и принялись, с великим рачением, затыкать дыры в мешке. Течение драгоценной влаги было остановлено. Погонщик, из благодарности, встащил на вал один из своих курдюков и начал потчевать благодетелей спасенным вином. Завязалась приятная беседа. Вскоре между погонщиком и воинами мудрого царя Амосиса учредилась такая тесная дружба, что и второй курдюк взгромоздился на вал. К полуночи все стражи были мертвецки пьяны, и, еще час спустя, все уже громогласно храпели около трупа. Но один из них, засыпая, из предосторожности положил свою голову на тело Ктепи.
Апопи, — потому что это был он; он-то разыгрывал здесь роль великодушного погонщика ослов: мать, узнав о приключении с старшим своим сыном, бросилась с отчаянием на его голову, зарыдала и, в негодовании на жестокость младшего, объявила ему, что сама она донесет о всем царю, если ей в тот же день не будет возвращено тело дорогого Ктепи, — Апопи, удостоверившись в совершенной бесчувственности своих новых приятелей, сошел на улицу, отрезал голову и хвост одному из ослов, встащил туловище на вал и подложил его под голову предосторожному стражу, а тело любезного брата взвалил на другого осла и поспешно удалился.
Проснувшись на следующее утро, испуганные стражи стремглав побежали во дворец, с докладом, что ночью на валу случилось великое чудо: этот человек без головы был не человек, но сам Тифон, злой дух, олицетворенное число 2; едва наступила ночь, он, при глазах их, в одно мгновение превратился в осла без головы и без хвоста. Мудрый царь Амосис, услышав о таком дивном происшествии, вышел сам на вал и лично убедился в истине донесения стражей. Не опомнившись еще от удивления, он поспешил в подземелья осмотреть свои сокровища. Другое чудо!.. оттуда чья-то невидимая рука утащила пять мешков новых золотых монет. Апопи, отвезши тело брата к матери, успел еще побывать в ту же ночь и в царской сокровищнице. Рассчитывая, что мудрый царь Амосис, довольный открытием вора без головы, не заведет западни с вечера или, по крайней мере, никуда ее не передвинет, он решился добрать из заветной казны своего должника остальные пятьдесят фунтов золота, обратился к другой груде, и совершенно успел в предприятии.
Это новое похищение, сделанное с такою невероятною смелостью, это современное с ним превращение человека в осла, совершившееся так ловко при многочисленной страже, привели мудрого царя Амосиса в величайшее удивление. То и другое были, очевидно, подвигом одного и того же проказника: но как мог он очутиться в одно время в двух местах вдруг? Мудрый царь Амосис никак не понимал этого. Он стал придумывать новые, еще более тонкие средства к открытию своего злодея, но, что ни изобретало его великое остроумие, как ни ухитрялась его мудрость, все было безуспешно. Нередко уже кладовые его были, опыта ради, нарочно оставляемы на всю ночь незапертыми: и тут не мог он никого поймать; пропажи в подземельях добровольно прекратились и, несмотря на все усилия сыщиков, о похитителе золота и безголового трупа не получено никакого сведения. Апопи так искусно скрывал свое богатство, что ничье подозрение не обращалось на бедный дом покойного архитектора.