— Махалку брось, пастухом, ведь, не быть уж!
— А если буду? К тебе в амбар положим.
И друзья до поры до времени положили махалку в амбар к Ваське Трубке.
IV
Микитка — Неподпасок (установилась за ним эта кличка) кормился по домам. Но кормили его неохотно и частенько говорили:
— Сами голодаем, а тебя кормить приходится. Да ешь, ешь, ты ведь не виноват. От голоду, от горя говорим, молчать знамо лучше!..
— Микитка, рано пришел, побегай, погодя зайди.
Микитка приходил погодя, а ему говорили:
— Поздно, ждали, ждали — не дождались, съели все, думали — забыл или накормился где, ничего не оставили.
Уходил Микитка голодный и ждал ужина. Не каждый день приходилось ему и ужинать.
— Мы не ужинаем, раз в день едим! — И Непод–наска выпроваживали на улицу.
Он голодал и худел. Работы не было, даже взрослые руки стали лишними. Всего и дела — солому с крыши содрать и уцелевшую скотину накормить соломенной сечкой. Ни косить, ни жать, ни сеять не надо. Пришло избавление от трудов. Радуйтесь!
В починке Кугунур были скормлены все крыши сараев. Стояли сараи с оголенными жердями и переводами, как скелеты дохлых лошадей.
Начали чаще отказывать Микитке в хлебе, и пошел он тянуть руку ко всем окнам — где дадут.
Но давали неохотно. Случалось, обойдет Микитка весь починок и ничего не получит кроме обид;
— Постыдись, ты всех объедаешь, очередь забросил. По два раза за день к окну подходишь.
Выходило, что всех объедал Неподпасок, а на деле он голодал больше всех. Ослабел парень и перестал ходить на Каменку за раками.
Видел преседатель, что чахнет Микитка, ходит с голодными глазами, и собрал починки на сход.
— Стыдно будет, если сирота Неподпасок с голоду умрет, — сказал он. — Кормить надо. Как было постановлено кормить миром, так и надо.
Починки накинулись на председателя:
— А что не везешь в город? Обещался, теперь на попятный. Корми сам, не наш он, мы не родили!
— Совесть надо иметь. Не ваш? Два лета скотину пас.
— Пять овечек потерял, хорошо пас!
Не поладил председатель с голодным и злым народом, взял Микитку и увез в город.
В комиссии помгола было много ребят. Пришли оставленные родителями, матери–вдовы привели своих, а Микитку вот председатель привез, общество послало. Микитка и председатель в очереди дождались приема.
— Общество отказывается кормить, ничей он, никто из починских не родил, прислали в революцию, заводской. Был хлеб, молчали, теперь отказываются: голод, стихийное!.. — говорил председатель.
— Совет пусть организует помощь, один ведь. Обяжет пусть, — ответили ему.
— Голодные, совет для них — плевать, сожрут еще мальчонку.
— Ну что ты? — удивился инспектор из помгола.
— Правду говорю, пробовал я, на меня и свалили. Говорят: «Корми сам, твой он, мы не родили. Прислали — пусть берут».
— Подожди, сговорюсь там, справку возьмем о степени голода в починке Кугунур, — инспектор ушел в другую комнату.
А председатель посадил Микитку к стенке, сам же ушел на улицу взглянуть и проведать свою лошадь.
Ушел председатель и не вернулся.
«Одного–то лучше примут, а то еще взвалят на общество, на совет, куда с ним? Уморят в починках, чужой, расположенья нет, всяк кусок для себя пасет!» — решил он.
Посидел Микитка и пошел искать председателя. Город против починка был такой громадный, запутанный, что с трудом нашел Микитка постоялый двор.
— Тебя, мальчик, отпустили проститься, а он уехал, — встретила Неподпаска хозяйка двора.
— Дядя Миша уехал? — хрипло переспросил парень и задрожал, — домой уехал?
— Давно, с час… Хорошо там? — выспрашивала хозяйка.
Заплакал Микитка.
— Что ты? Жалко, тоскливо? Привыкнешь, будет хорошо, — утешала женщина.
— Он меня оставил, бросил, там не кормят, чужие! — выкрикивал Микитка.
— Привыкнешь и кормить будут. Где ты был?
— В белом доме, ребят голодающих ведут туда.
— Там и принимают. Ты беги скорей, не то закроют, запоздаешь. — выпроводила хозяйка Микитку, чтобы у нее на руках не остался он.
Задыхался, бежал Микитка в помгол, а когда прибежал, в помголе никого уж не было, одна служанка выметала вороха бумаг и пыли.
— Кого тебе? Нету приема, ушли все, — сказала она.
— Не кормят здесь? — спросил Микитка.
— Не кормят, прием здесь. Завтра приходи. Постоял Микитка перед плакатом на двери, где: мальчик пузатый, барабан–брюхо, а ноги и руки — палочки, и шея — палочка, голова, точно горшок, надетый на кол.