— Чужое?
— Смешной — чье же? — Косарь весело захохотал: — Знамо чужое.
— Не пойду, чужое. Свое надо.
— Стянешь — и твое будет.
— Все равно. Увидят, побьют.
— Не попадай. Знамо побьют, не похвалят.
— Свое надо, чтобы не били.
— У буржуев только свое–то, у богатеев.
— У нас в починке у каждого,
— Они работают. Не пойдешь?
— Нет!
— Шалавый, толку из тебя шиш будет.
— А работать если?
— Воровать лучше, за работу мало дают, — Косарь повернулся и убежал.
Микитка ходил по городу и думал, что надо работать. Без работы человек, как лебеда в поле, никому он не нужен, рады его вырвать, а погибнет, не пожалеют, даже порадуются, что мешать перестал.
Припомнилось Микитке, как лебеду выпалывали в полях и огородах.
«Без толку, зря растет. Надо, чтобы не зря, по делу». Прояснилось у Микитки, понял он, что по делу надо жить, а не как лебеда.
Рабочие перебирали мостовую. Микитка подошел к ним и попросился, чтобы и его приняли перебирать мостовую.
— Какой ты работник? Мал, сколько лет?..
— Двенадцать.
— Тебе нельзя, такие не работают, каменная работа у нас, тяжелая.
— Я в деревне работал, скотину пас.
— Это под силу, туда бы и сейчас.
А работу Микитка решил найти обязательно, иметь свое дело для жизни.
«На чужое жить нельзя, гонят за него, бьют, лебедой ненужной на поле считают, а ничьего нету — одно выходит, одна дыра — работать и свое иметь».
На вокзале рабочие грузили небольшие ящики в вагон.
— И я бы мог, — сказал Микитка и взялся за ящик.
— Куда ты? — закричали на него.
— Попробую — смогу ли.
— Ну–ну, попробуй!
Микитка не только поднять, а и повернуть ящик не смог.
— Что, не берет?
— Не берет, — признался он.
— Гвозди в них.
Попробовал Микитка пилить дрова на станции, но скоро бросил. Выло не по силам и это. Остановился Микитка на вокзале у окна, за которым сидела девушка и постукивала машинкой. Машинка крутилась и разматывала бумажную ленту.
«Легкая работа» — подумал Микитка, «и я бы справился с этакой».
Девушка оставила машинку, подошла к Микитке и спросила:
— Что тебе, мальчик?
— Я бы мог по–твоему стучать, — сказал он.
— Нет не мог бы — хитро. — усмехнулась девушка.
— Одним–то пальцем, хитри? Стук–стук, стук–стук, во–от!
Микитка ногтем ударил в стекло.
— А бумажку машинка сама тянет.
— Не мог бы, бумажку читать надо, и написано на ней по–хитрому.
— Читать я не умею. Чего тут написано?
— Этого не знаешь, а говоришь, мог бы. Видал проволоки на столбах? Много их натянуто, по проволокам сила идет — электричество.
— Оно и горит? — догадался Микитка.
— И горит и машинку эту крутит. Я постукиваю, пальцем пишу, а сила эта в другом городе такую же машинку крутит, и пишет машинка мои слова. И письмо готово — перелетело.
— Перелетело, далеко?
— Куда угодно, телеграммой зовут такое письмо.
— И в починок послать можно?
— Куда угодно, по всей земле.
— Пошлешь мое письмо к дедушке в починок?
— Пошлю, только деньги надо.
— Денег у меня нету, так пошли…
Девушка подумала и сказала:
— Ладно, приходи завтра в эту пору, а теперь я окно закрою.
— Хорошая ты, добрая, — похвалил девушку Микитка и пошел в город.
Не нашел он за весь день никакой работы и пришлось просить ему чужой хлеб. Встал он в булочной у двери и протянул руку. Подавали обрезки, кусочки, довески. Маленькие тут же съедал Микитка, покрупнее берег для другого дня.
Приказчик заметил Микитку и махнул рукой:
— Уходи!
Не понял Микитка, подошел к нему, думал, что дадут хлеба, но приказчик взял его за шиворот и вывел на улицу.
— Здесь нельзя просить! — сказал он.
И пошел Микитка на Сухаревку, где было можно просить, где хоть и редко давали, но не хватали за шиворот и не гнали.
IX
Людским котлом кипела Сухаревка среди каменных домов города, плескалась о старую красную башню. Трамваи резали толпу людскую, а Мцкитка тянул к ней руку, ко всем и к каждому.
— Лови, держи их! — неожиданно плеснулся выкрик над площадью.
Мимо Микитки юркнул мальчишка и на протянутую руку кинул брюки.
— Передай, чужие — крикнул он. — Двигай дальше!
Обожгли руку чужие брюки, бросил их Микитка и сам в толпу, дальше от них, на край Сухаревки.
— Шалавый, где они? — появился перед Микиткой Колесо.
— Бросил.