— Микки, — говорит Нэша, — ты не хочешь мне сказать, что именно мы здесь делаем?
Хочу, но в этом нет необходимости, потому что я почти разобрал груду камней и обнажил полое пространство под каменным уступом.
— Срань господня! — восклицает Нэша.
Я оглядываюсь на нее, чтобы оценить реакцию. Нэша удивлена, но не напугана, да и убивать меня вроде пока не собирается. Я считаю — это хороший знак. Осторожно просунув руку в темное пространство, я вытаскиваю на свет божий рюкзак Восьмого.
— Ах ты… изворотливый сукин сын, — говорит Нэша.
Я смеюсь:
— Ты же не думала, что я оставил бомбу ползунам?
Она садится на корточки рядом со мной, протягивает руку и проводит ладонью по верхнему клапану рюкзака.
— Он… заряжен?
— Внутри достаточно антиматерии, чтобы полностью выжечь все живое в городе средних размеров, если ты об этом.
Она отдергивает руку.
— Не волнуйся, — успокаиваю я. — Пока пузырьки не повреждены, антивещество находится в другой вселенной. Оно нас не тронет.
— А вдруг часть из них испортилась?
Я снова смеюсь:
— Поверь, мы бы уже об этом узнали.
— Зачем, Микки?
— Что зачем? Зачем я припрятал смертельное оружие, словно пиратский клад?
— Да, — говорит Нэша.
Качнувшись назад, я тоже сажусь на корточки и поворачиваюсь к ней:
— Видишь ли, дело вот в чем. Если бы я и в самом деле оставил бомбу ползунам, как и сказал Маршаллу, у них мог возникнуть соблазн ею воспользоваться. Если честно, к тому моменту мне было наплевать на большинство обитателей купола, но…
Она улыбается:
— Но что, Микки?
— Знаешь, — говорю я, — я бы скорее позволил Маршаллу сбросить меня в рециклер, чем допустил, чтобы с тобой случилась беда.
— Ладно, — соглашается она, — это я могу понять. Но почему ты не вернул бомбу?
— Ну, тут все просто. Если бы я вернул командору обе бомбы, он сначала убил бы меня на месте, а затем послал в туннели Девятого, чтобы закончить начатый геноцид. И я, и ползуны до сих пор живы и здоровы по одной простой причине: Маршалл считает, что я единолично удерживаю их от нападения на купол.
— Наверное, ты прав, — говорит она. — Но тогда я не понимаю, как ползуны позволили тебе уйти с обеими бомбами? Разве они не беспокоились о равновесии сил или вроде того?
Я смеюсь пуще прежнего.
— Ты серьезно? Неужели ты думаешь, что я рассказал им про бомбы, которые мы с Восьмым захватили с собой? Про то, что мы явились к ним домой с намерением совершить геноцид? Да брось, Нэша. Пусть я не гений, но и не настолько тупой.
Кажется, мои слова ее озадачивают. Видимо, она действительно считала меня тупым.
— Тогда что ты сказал ползунам?
— Конечно, из-за языкового барьера общаться было нелегко, но я попытался объяснить, что мы шпионы. Разведчики. О рюкзаках ползуны вообще не спрашивали. Да они и не слишком похожи на апокалиптическое оружие, разве нет?
— Да, — соглашается Нэша, — не слишком.
Я задвигаю рюкзак обратно в углубление, а затем аккуратно закладываю камнями, пока ниша снова не пропадает из виду. Закончив, я встаю и отступаю на несколько шагов, чтобы оценить свою работу.
— Как думаешь, — спрашиваю я Нэшу, — никто его не найдет?
Она пожимает плечами:
— Пусть пока лежит здесь. Но потом, наверное, придется перепрятать. У тебя есть долгосрочный план или ты собираешься дождаться, пока кто-нибудь случайно не наткнется на твой клад и не убьет всех нас к чертовой матери?
Я вздыхаю:
— Мой план состоял в том, чтобы дождаться смерти Маршалла, а потом вернуться сюда, забрать рюкзак и рассказать новому командору, что ползуны решили вернуть бомбу в качестве жеста доброй воли.
— Ты шутишь?
— Нет, я серьезно. Если у тебя есть идея получше, готов тебя выслушать.
Нэша долго смотрит на меня, затем отрицательно качает головой:
— Другой идеи у меня нет. Но сколько придется ждать? Маршалл что, болен?
— Насколько мне известно, нет.
Она берет меня за руку.
— А у тебя есть запасной план на тот случай, если он не умрет?
— Нет.
Другой рукой она гладит меня по щеке и наклоняется, чтобы поцеловать.
— Ты точно не гений, — мурлычет она, отпускает мою руку и поворачивается, чтобы вылезти из оврага наверх. — Хорошо хоть, симпатичный.
Я еще раз оглядываюсь на тайник с бомбой. Это просто нагромождение камней, ничем не отличающееся от других таких же нагромождений камней, покрывающих девяносто процентов планеты.