— Нет, — говорю я, — даже не пытайся меня этим шантажировать. Тебе тридцать девять лет, как и мне. Ты обладаешь всей полнотой моих памяти и опыта, за исключением тех недель, что я не обновлялся. Да ты бы даже не сообразил, что недавно вылез из резервуара, если бы не засохшая слизь.
Он смотрит на меня.
Я — на него.
— Сколько бы мы ни спорили, Седьмой, мы все равно не договоримся. Компромисса не существует, согласен? — говорит он наконец.
И конечно, он прав. Это не просто конфликт, где один может в конце концов уступить. Мы не счет в ресторане делим: я заплачу сегодня, а ты в следующий раз.
— Окей, — бодро отзываюсь я. — Как поступим? Доложим командованию?
— Нет! — поспешно возражает Восьмой. — Плохая идея. Маршалл и без того считает расходников чем-то противоестественным. А если выяснит, что мы раздвоились, убьет обоих на месте. Все должно остаться между нами.
Правда в том, что, если мы сейчас обратимся к Маршаллу, он, вероятнее всего, скажет, что Восьмой вообще не должен был появляться из резервуара, а потому его следует незамедлительно вернуть в состояние биомассы. Мне хочется сообщить ему об этом, но… Я колеблюсь. Наверное, я его понимаю. Действительно несправедливо отправлять человека обратно в небытие, когда он еще толком не успел вытащить слизь из ушей после бака.
Но какова альтернатива? Я ведь тоже не хочу уехать в люк трупосборника — не больше, чем он.
— Послушай, — говорю я. — Мы что-нибудь придумаем. Позволь мне помыться и переодеться здесь. А ты иди в химический душ на третьем, смоешь с себя остатки дряни. Встречаемся через полчаса у рециклера.
— Хорошо, — говорит Восьмой. — Через полчаса. Увидимся там.
Он идет к двери, открывает ее, но на пороге медлит и оборачивается:
— Эй, ты же не поступишь со мной как скотина? В смысле, ты ведь не собираешься позвонить командованию, пока я в душе, и дать делу официальный ход?
— Нет, — обещаю я. — Этого я делать не стану, хотя уверен, что решение было бы в мою пользу. Мы сами все уладим.
Он улыбается:
— Спасибо, Седьмой. Увидимся через полчаса.
И дверь за ним захлопывается.
Я прикинул, что Восьмому на самом деле понадобится не меньше часа. Слизь из бака — просто кошмар, смыть ее за один раз практически невозможно, да и химический душ не лучший способ. Я укладываюсь ненадолго вздремнуть, когда слышу тихий стук в дверь.
— Входите, — говорю я.
Дверь приоткрывается, в нее заглядывает Берто, обводит отсек взглядом и заходит внутрь.
— Привет, приятель! — говорит он. — Как самочувствие?
Берто садится возле стола — на то же место, где сидел я, когда обнаружил у себя в комнате Восьмого, — но, в отличие от меня, с трудом умещается на сиденье. Он почти два метра ростом; в колониях первооткрывателей это редкость, члены команды обычно компактного телосложения — и ради собственного удобства, и в целях эффективности. У меня рост едва дотягивает до ста восьмидесяти пяти сантиметров, и я не выделяюсь из общей массы. А Берто, помимо того что сильнее страдает от нехватки калорий, вынужден вечно пригибаться и приседать, из-за чего напоминает жука-палочника с бледным телом и рыжей головой.
Я сажусь в кровати и откидываю волосы со лба. Растянутую кисть прячу под одеялом.
— Вроде нормально.
— Хорошо выглядишь, учитывая, что ты только из бака, — замечает Берто. — Уже побывал в мойке со щетками?
Я киваю. Он секунду пристально смотрит на меня, потом отводит глаза.
— Итак, — говорю я. — Что на этот раз? Что случилось с Седьмым?
Берто качает головой:
— Брат, лучше тебе не знать.
— Хм, про Шестого ты то же самое говорил.
Он снова смотрит на меня:
— Возможно. Не помню. Разве это важно?
— Вообще-то важно. Вот ты пилот, да? Какова твоя последняя обязанность перед гибелью?
Он зло сощуривает глаза.
— Сообщить о причине смерти.
— Верно. У расходников те же инструкции. Вот почему всякий раз, отправляя меня на смерть, Маршалл обязательно заставляет обновиться перед тем, как я отключусь. Я бы хотел знать, что случилось с Седьмым, чтобы в будущем не допустить той же ошибки. И раз уж у нас зашел такой разговор, можешь заодно просветить меня насчет того, что произошло с Шестым. Что бы с ним ни случилось, уверен, я как-нибудь переживу.
Берто играет со мной в гляделки, но не выдерживает, пожимает плечами и отводит взгляд. Я делаю мысленную пометку, что надо как-нибудь сыграть с ним в покер на порцию обеда. Лжец из него никакой.
— Шестой и Седьмой погибли одинаково, — говорит он. — Затоптаны ползунами.