— Слушай, — сказал Берто. — Не пойми меня неправильно. Я был бы рад, если бы ты составил мне компанию в путешествии. Это билет в один конец, и в таких случаях здорово иметь рядом друга. Но, Микки…
— Можешь замолвить за меня словечко?
— Я пытаюсь объяснить…
— Берто, я прошу тебя о помощи. В конце концов, это ты виноват в моих бедах.
— Нет, не я, — возразил он. — Я не предлагал тебе ставить на поражение. Если бы ты спросил, я бы посоветовал поставить на выигрыш. Я знал, что одержу победу.
— Так ты мне поможешь?
Он вздохнул.
— Хочешь честно, Микки? Вряд ли тебе потребуется моя рекомендация.
И он оборвал соединение. Я вернулся на страницу набора персонала и записался на собеседование в тот же день.
Спустя двенадцать часов, когда Гвен зачитывала список несчастных случаев, которые могут произойти со мной во время службы расходником, я сидел и думал: «Не так все и ужасно». Потом, когда я подписал контракт и уже не мог отказаться от участия в экспедиции, со мной провели дополнительные тренировки, чтобы я меньше боялся старухи с косой, однако они не произвели на меня особого впечатления. Самый жесткий урок по противостоянию страху смерти я уже получил накануне вечером.
5
Нет, на этот раз меня не затолкали в люк рециклера. Рассеивающее поле получило кукиш с маслом.
Говорю об этом сразу, забегая немного вперед, потому что вы, похоже, нервничаете.
Я стою на четвереньках над открытым люком и честно собираюсь распасться на молекулы. Медленно опускаю лицо к самому диску и чувствую, как натягивается кожа на щеках и переносице: поле начинает меня засасывать. И в тот момент, когда я перебираю в уме варианты, как ускорить мучительно долгий процесс, на плечо ложится чужая рука.
— Дай мне еще минуту! — рявкаю я, решив, что Восьмой хочет столкнуть меня в люк.
— Нет. — Он дергает меня за плечо назад, и я с размаху сажусь на пятки. — Так нельзя. Я не могу стоять и смотреть, как ты себя уничтожаешь.
Он протягивает мне руку и помогает подняться. Меня так трясет, что я едва стою на ногах.
— Хорошо, — говорю я. — Полностью с тобой согласен.
Я делаю пару глубоких вдохов. Почему-то смотреть в зев черного диска было намного, намного страшнее, чем в пасть твари вчера в туннеле.
— Итак… Ф-фух… Твои предложения?
— Давай вернемся наверх, — говорит он. — Я утоплю тебя в унитазе, потом порублю на куски в химическом душе и скормлю рециклеру по частям.
Я смотрю на него в ужасе. Он ухмыляется.
— Мне пока не до шуток, — ворчу я. — То есть совсем. Серьезно, Восьмой, что нам делать? У нас по-прежнему одна на двоих койка и один рацион. А главное, одна зарегистрированная личность. Если хоть кто-то узнает, что мы размножились…
Он пожимает плечами:
— Так ведь и обстоятельства исключительные, разве нет?
— Да, возможно… но в условиях жесткого распределения ресурсов командование вряд ли нам посочувствует. Если мы сейчас обратимся к Маршаллу, один из нас исчезнет в люке рециклера.
— Наверняка, — соглашается он. — А если попытаемся схитрить, велика вероятность, что сразу оба превратимся в питательную жижу.
Я крепко зажмуриваюсь и жду, пока сердце сперва перестает бухать молотом в груди, а потом трепыхаться пойманной птичкой, наконец возвращаясь к нормальному ритму. Когда я снова открываю глаза, Восьмой смотрит на меня с беспокойством, почти с тревогой.
— Ты как, Седьмой?
— Нормально, — говорю я, трясу головой, делаю вдох и выдох. — Все в порядке. Я, конечно, слышал выражение «смотреть смерти в лицо», но…
— Вышло слишком буквально, да?
— Точно, — говорю я. — Если Маршалл соберется скормить меня рециклеру, очень надеюсь, что у него хватит порядочности сначала меня убить.
Восьмой снова кладет руку мне на плечо:
— Я тоже на это надеюсь, брат. А пока нам нужен план действий.
— Согласен. Есть идеи?
Он запускает обе пятерни в волосы.
— Не знаю, не знаю… Нас не готовили к тому, как поступать в такой ситуации.
И то правда. Тренировки на сто процентов были посвящены умению умирать. Не помню, чтобы хоть раз речь зашла о навыках выживания.
— Слушай, — говорит он. — У нас с тобой жирная продуктовая карточка. Если ты не успел накосячить в тот период, когда не обновлялся, нам по-прежнему положены две тысячи килокалорий в день.
— Да, так и есть.
— Если мы поделим рацион пополам, то какое-то время вполне сможем протянуть. Радости мало, но с голоду не помрем.
Меня невольно передергивает.
— Тысяча килокалорий в день? Это жесть, Восьмой. Не пойдет, нужно придумать, как увеличить рацион. И как мы поступим с Берто? Ведь все вышло из-за него. Может, рассказать ему правду, надавить на чувство вины? Пусть делится с нами своей пайкой.