Он рассмеялся.
— Серьезно? Ты хоть представляешь, сколько мне пришлось льстить и уговаривать, чтобы выпросить именно флиттер? Да весь смысл в том, что на нем можно выполнять фигуры высшего пилотажа, недоступные грузовому самолету!
Я собирался возразить, что вовсе не хочу испытывать никаких трюков в воздухе, но не успел, потому что Берто сделал «бочку», и я заорал, как… как человек, которого обуял внезапный, первобытный, заставляющий позабыть всякий стыд страх смерти. Таким человеком я, впрочем, и являлся.
Думаю, именно тогда я впервые осознал: несмотря на все тренировки, на жесткую идеологическую промывку мозгов и даже неопровержимый факт, что я умирал пять раз, но до сих пор жив, — в глубине души, в ее святая святых, я не верил ни в какое бессмертие.
— Погоди-ка, — говорит Нэша, — что это за завтрак аскета?
Я давлюсь неподслащенной биомассой, черпая ее из мисочки объемом в шестьсот килокалорий, где осталась всего половина. Должен заметить, что в экономике первооткрывательских колоний калория калории рознь. На разные блюда может быть большая скидка или наценка в зависимости от того, насколько они соответствуют вашим вкусовым предпочтениям. Как и сказал Восьмой, на желе и витаминную суспензию сейчас скидка двадцать пять процентов, что означает: если я буду питаться только ими, то в течение недели-двух мне удастся поддерживать текущий вес. Нэша ест пюре из ямса и зажаренных до черноты сверчков по рецепту каджунской кухни. Они сегодня продаются по номинальной стоимости. Я видел на раздаче даже тушеные кроличьи окорочка и несколько вялых помидоров, но на них наценка в сорок пять процентов. Думаю, о подобной роскоши можно забыть, пока рядом болтается Восьмой.
— Да вот, — говорю я, — решил заняться бодибилдингом. Я тут подумал, что если немного отъемся и подкачаюсь, то, может, в следующий раз ползунам придется жрать меня дольше.
Она хихикает. Нэшин смех — одна из самых милых ее черт. Такой… девчачий. А еще она, когда смеется, отводит взгляд и прикрывает рот ладошкой. Подобное поведение составляет разительный контраст с ее обычным образом лихой боевой летчицы: будто совсем другой человек.
— Рада, что ты еще способен шутить на эту тему, — замечает она. — С тех пор, как мы здесь приземлились, ты гибнешь с завидной регулярностью. Другой бы на твоем месте озлобился.
Я снова наливаю воды в стакан. Есть голую протеиновую пасту почти невозможно, разве что в качестве гарнира. Она, в общем-то, безвкусная, но вязкая и зернистая. Чтобы проглотить, приходится постоянно ее запивать.
— Я предпочитаю рассматривать ситуацию под таким углом: если бы Седьмой себя не угробил, я бы никогда не вылез из бака.
На лицо Нэши набегает облачко печали.
— Да, наверное.
Я отрываю взгляд от своего унылого завтрака.
— Что?
Она качает головой.
— Я тяжело переживаю твою гибель, Микки, и с каждым разом все тяжелее. Вчера ночью был просто кошмар, куда хуже, чем когда умер Шестой. Наверное, так плохо мне не было даже после несчастного случая с Пятым. Когда ты передал, что отключаешься, я продолжала кружить в радиусе приема сигнала: все надеялась, что передумаешь. А потом наконец сдалась и вернулась к куполу, где целый час просидела в кабине на площадке прилетов, рыдая как маленькая. И вот… ты здесь, и, как ты правильно заметил, если бы вчера я тебя спасла, сегодняшний ты тут не сидел бы… и я сама не понимаю, что должна сейчас чувствовать.
— Да уж, — говорю я. — Бессмертие сбивает с толку.
— В этом ты прав, — раздается у меня за спиной голос Берто.
Я оглядываюсь: он стоит надо мной, держа в руках поднос с ямсом и жареными сверчками.
— Доброе утро, Берто, — говорит Нэша. — Присаживайся к нам, что ли.
Он ставит поднос на стол, перелезает через скамейку и садится рядом со мной.
— А почему ты хлебаешь баланду, Микки? И что у тебя с рукой?
Я опускаю взгляд. Запястье я обмотал тугой повязкой, но из-под нее видны расплывающиеся края синяка.
— Упал с кровати, — поясняю я. — Дезориентация после бака.
Берто испытующе смотрит на меня, и я вижу, как в голове у него начинают проворачиваться шестеренки.
— Вот оно что, — говорит он. — И когда именно это произошло?
— После того, как ты ко мне заходил. А тебе какая разница?
Нэша удивленно переводит взгляд с меня на него и обратно.
— Я что-то пропустила?
— Возможно, — говорит Берто. — Так все же когда?
— Не помню. До того, как спустился в столовую. Может, полчаса назад?