Мне потребовалось три года и две реинкарнации, прежде чем я понял, что Маршалл на десять процентов состоит из искреннего самодовольства, еще на десять — из повышенной тревожности, а остальные восемьдесят ушли на гиперкомпенсацию комплекса неполноценности из-за одного малоприятного факта: хотя после приземления он стал полновластным хозяином колонии, во время перелета его считали не более чем балластом.
— Что ж, — сказал Маршалл, оттолкнувшись от пола и двигаясь по направлению к будущим колонистам. Он ухватился за шест, закрепленный между полом и потолком, подтянулся ближе и оказался более или менее прямо передо мной. — Добро пожаловать на станцию «Гиммель». Она будет вашим домом, пока нам не дадут добро перейти на борт «Драккара». Меня зовут Иероним Маршалл, и я руковожу нашей маленькой экспедицией. Есть ли среди вас такие, кто уже бывал за пределами родной планеты? — Примерно шесть рук поднялось вверх. Маршалл кивнул. — Превосходно. И кто из остальных сейчас пытается сдержать рвотные позывы? — На этот раз поднялось три руки, а чуть позже, робко, четвертая. Он снова кивнул. — Что ж, со временем это пройдет. Или нет. В любом случае вы здесь до упора, как говорится.
— Сэр? — поднял руку один из тех, кого тошнило.
Маршалл повернулся к нему:
— Слушаю.
— Дуган, сэр. Биолог. Когда… — Он рыгнул и, поморщившись, сглотнул слюну. — Кхм… Когда нам переправят личные вещи? Нам не разрешили взять их с собой на челнок.
Маршалл натянуто улыбнулся.
— Боюсь, что никогда. Общая масса груза, как вы, наверное, догадываетесь, имеет немалое значение в такого рода путешествиях. В результате мы приняли решение отказать в транспортировке на станцию личного багажа. — Со всех сторон раздались недовольные возгласы, но он пресек их одним взмахом руки. — Отставить нытье! Обещаю, каждый будет обеспечен всем необходимым, да вы и сами вскоре поймете, что в колонии первооткрывателей нет места безделушкам. — Он обвел взглядом всех присутствующих: — Еще вопросы?
Я поднял руку. Это была первая из целого ряда ошибок, которые я совершил, едва успев стать колонистом.
— Да, — сказал Маршалл. — А вы у нас?..
— Микки Барнс, — представился я. — Нам говорили, что разрешается взять с собой тридцать килограммов личных вещей.
Командор еще шире растянул губы, так что гримаса у него на лице теперь лишь отдаленно напоминала улыбку.
— Как я уже сказал, мистер Барнс, это распоряжение было отменено.
— Нас никто не предупредил, — упорствовал я. — У меня в сумке остались вещи, без которых я не могу обойтись.
Маршалл окончательно перестал улыбаться.
— Мистер Барнс, — сказал он. — Когда мы закончим погрузку, на борту «Драккара» будет сто девяносто восемь колонистов, включая команду. Если каждый из нас возьмет с собой по тридцать кило милых сердцу сувениров, крема для рук и прочей ерунды, это увеличит массу корабля почти на шесть тонн.
— Знаю. Я умею считать. Просто…
— Тогда вы, наверное, знаете, сколько энергии потребуется, чтобы разогнать массу в шесть тысяч килограммов до ускорения отрыва?
— Э-э… — протянул я.
На лицо Маршалла вернулась улыбка.
— Похоже, вы не так уж сильны в математике, правда?
— Это не имеет значения. Шесть тонн от общей массы корабля не превышают погрешность при округлении.
— Нет, это имеет значение. И если вас интересует ответ, то это будет четыре на десять в двадцать третьей степени джоулей, и такое же количество энергии понадобится, чтобы замедлить эту массу в конце путешествия. Законы физики безжалостны, мистер Барнс, а антивещество, которое служит топливом для космического корабля, невероятно дорогое. Масса «Драккара» была уменьшена до абсолютного минимума, необходимого для выживания членов экспедиции в девятилетием путешествии — примерно столько времени нам потребуется, чтобы добраться до конечного пункта, — и правительству Мидгарда наш перелет обойдется в астрономическую сумму. Полагаю, вам известно, что девяносто процентов ваших будущих товарищей-колонистов совершат это путешествие в форме замороженных эмбрионов?