10
Для меня самоубийственные миссии вроде Маршаллова «пойди туда, не знаю куда» давно превратились в рутину. Однако я не привык к тому, чтобы меня спасали. И это слегка дезориентирует. Задолго до моей постановочной казни Джемма сделала все возможное, чтобы я на сто процентов понимал, чего ожидать в таких ситуациях, и сейчас я совсем не рассчитывал на помощь Берто, который, точно ангел-хранитель, спустился с небес и унес меня прочь от опасности.
Иногда мне даже кажется, что Джемма слегка перестаралась, объясняя мне суть миссии расходника. После того как «Драккар» поднял якоря и ушел с орбиты Мидгарда в открытый космос, первые недели путешествия я бесцельно болтался по коридорам в непрекращающемся страхе, что вот сейчас меня вызовут и прикажут залезть в реактор, шагнуть из шлюза за пределы корабля или сунуть голову в мясорубку, чтобы проверить остроту лезвий.
Однако долгое время ничего подобного не происходило. Корабль был наглядной репрезентацией огромного благосостояния, накопленного Мидгардом, и системные архитекторы вложили в него немало усилий, чтобы «Драккар» достиг конечной цели своего путешествия в целости и сохранности, а не взорвался по дороге. К тому же, вопреки моим мрачным ожиданиям, никто не спешил угробить меня просто ради развлечения.
Чем дольше наш полет шел без всяких катастроф и чем больше я раздумывал над собственной задачей, тем сильнее крепла надежда, что мне, возможно, и удастся добраться до самого Нифльхейма без необходимости нырять в бак. В конце концов, всем и каждому известно, что межзвездные перелеты — это скука смертная, разве нет? Особенно когда корабль уже вышел из фазы разгона, при которой несущие конструкции и корпус испытывают страшные перегрузки и, если что и может сломаться, оно ломается именно в тот момент. Зато когда ковчег с колонистами выходит на крейсерскую скорость, путешествие становится блеклым, как пыль, оседающая на поверхности.
Пока однажды полет не перестает быть скучным.
Последнее, что я помню о жизни в теле, в котором родился, — лаборант надевает мне на голову загрузочный шлем, руки и ноги сводит судорогой, а из носа и рта течет кровь, и она же собирается под кожей, натягивая ее пузырями. К тому времени мы были на расстоянии года полета от Мидгарда.
Мы прошли первый разгон, преодолели гелиопаузу нашего солнца на субрелятивистской скорости, снова запустили двигатели для второго разгона и наконец зафиксировались на уровне чуть ниже скорости света, на котором наш ковчег и проделал свой долгий путь до Нифльхейма.
Жизнь на «Драккаре» в целом была легкой. Команда, управляющая кораблем во время транзитного перелета, считала колонистов просто багажом. А меня, поскольку я не был прикреплен ни к одному отделу, считали багажом в еще большей степени. Мне было положено обучаться два часа в день, чередуя отделы, чтобы в случае необходимости заменить кого угодно. Однако у большинства моих предполагаемых учителей я вызывал безотчетный ужас, а те, кто действительно был занят делом, например инженеры, не желали тратить время на человека с нулевой технической подготовкой. В итоге два часа в день превратились в два часа в неделю. В остальное время я ел, спал и болтался в общих помещениях вместе с Берто, проходя различные игры на планшете. Если добавить гравитацию, моя жизнь ничем не отличалась бы от той, что я вел на Мидгарде.
Вскоре, однако, мне напомнили, что мы не на Мидгарде. «Драккар» двигался в межзвездном пространстве со скоростью 270 миллионов метров в секунду, а на таких скоростях физика высоких энергий отменяет законы мистера Ньютона и все летит вверх тормашками.
Космос, старательно объясняла мне Джемма, это вовсе не пустое пространство, хотя именно так нам и кажется. Каждый кубометр якобы абсолютного вакуума фактически содержит порядка ста тысяч атомов водорода. В покое они безобидны, но на скорости, близкой к скорости света, превращаются в опасные снаряды. В носовой части «Драккара» расположен генератор силового поля, который отталкивает их, как нос корабля, разрезающий волны, и превращает атомы водорода в непрерывный поток космических лучей, омывающий корпус, пока мы плывем сквозь межзвездное пространство. И это не проблема, пока все остаются внутри, — хотя до самого конца путешествия никому, кроме меня, и не грозит оказаться снаружи.