— Не думай, что я куплюсь на твои уловки, — говорит она. — Я видела, как ты действовал вчера. Ты хотел умереть не больше нашего. Знаю, тебе вроде как полагается быть бессмертным, но по твоему поведению этого не скажешь.
Окинув ее долгим взглядом, я пожимаю плечами и шаркаю к стойке с оружием.
— Ты когда-нибудь пробовала засунуть руку в мясорубку?
Кошка смеется.
— Что? Нет, конечно.
Я снимаю ускоритель со стойки, проверяю аккумулятор и наличие боезаряда.
— Почему нет? Убить это не убьет, а протез, который тебе сделают, будет сильнее настоящей руки. Несколько часов в лазарете — и ты как новенькая.
— Ах вот оно что, — говорит Кошка. — Поняла, куда ты клонишь.
— Рад, что поняла, — отвечаю я. — Я твердо знаю, что моя смерть — временное явление, но умирать чаще необходимого мне все равно не хочется. Это больно. — Я закидываю ускоритель на плечо и натягиваю перчатки. — Тем не менее у меня есть своя теория насчет ползунов. Вряд ли они нас преследуют. Мне кажется, они охотятся за металлом, как коренные обитатели Роанока охотились за водой. Если я прав, то надевать на патрулирование боевые доспехи — все равно что соваться в логово к волкам, завернувшись в бекон.
— Металл? — изумляется Кошка. — Это животные, Микки. Зачем им металл?
Я пожимаю плечами.
— Кто знает? Может, они не животные.
Кошка выбирает себе оружие.
— Не нравится мне все это. Вернемся лучше к бессмертию. Ты веришь?
Я смотрю на нее:
— Во что?
Она закатывает глаза.
— В собственное бессмертие, Микки.
Я вздыхаю.
— Слышала когда-нибудь о корабле Тесея?
Она умолкает, чтобы подумать.
— Возможно. Так назывался корабль, на котором летели основатели колонии на Эдеме?
— Нет, — говорю я. — Не угадала. Корабль Тесея — это деревянный парусник с Древней Земли. Судно разбилось, и его пришлось строить заново — может, не полностью, но все равно оно нуждалось в ремонте…
— Погоди, — говорит Кошка. — Парусник? Который плавает по воде?
— Ага. Тесей отправился на своей лодке вокруг света, и она потерпела крушение, а может быть, и нет, но в любом случае Тесею пришлось чинить корабль.
— Я запуталась. Это как кот Шредингера?
— Как что?
— Кот Шредингера, — повторяет она. — Ну, помнишь, кот в коробке с ядовитым газом? Квантовая суперпозиция и все такое?
— Нет, я же говорю, речь идет о корабле, а не о коте.
— Я тебя услышала, — говорит Кошка. — И понимаю, что лодка — это не кот. Но на самом деле речь идет об одном и том же.
Мне нужно подумать. На секунду мне кажется, она права.
Но только на секунду.
— Нет, — возражаю я. — Тут совсем другое. С чего ты решила, что речь об одном и том же?
Кошка собирается ответить, но не успевает: внутренняя дверь шлюза открывается, и скучающий возле нее охранник жестом подзывает нас к себе.
— Чен. Барнс. На выход.
— Мы еще вернемся к этому разговору, — обещает Кошка.
Мы надеваем ребризеры. Кошка проверяет герметичность моего, я — ее.
— Эта штука срабатывает каждые десять секунд, и неважно, внутри вы или снаружи, — сообщает охранник.
Кошка вскидывает оружие на плечо, и мы заходим в шлюз.
— Идиотизм какой-то! — восклицает Кошка.
Я оглядываюсь на нее. Она говорит не по связи, и сочетание ребризера с атмосферой Нифльхейма заставляет ее голос звучать выше настоящего тембра, делает его резким и дребезжащим. Мы обходим периметр, шаркая снегоступами, двигаемся от вышки к вышке, высматривая признаки вторжения. Кроме нас тут еще две команды, мы бредем на одинаковом расстоянии друг от друга по километровому кольцу, очерчивающему зону присутствия человека на этой планете. Нам нужно выдерживать ровный темп: каждая команда должна дважды обойти периметр за шестичасовую смену. Всякий раз, как мы проходим мимо вышки, она отмечает наше присутствие и обновляет на видеоэкране окуляра наши координаты относительно других команд.
— Ты о чем? — спрашиваю я. — О том, что мы попусту морозим себе задницы, целый день гуляя вокруг купола? Или что нас в любой момент могут растерзать ползуны без всякой на то уважительной причины?
— Ни о том, ни о другом, — отвечает Кошка. — Ходьба полезна для здоровья, а гибель при исполнении обязанностей входит в должностную инструкцию, когда устраиваешься на работу в службу безопасности. Я имею в виду это, — она широким взмахом руки очерчивает все вокруг, от купола и снежных полей до белеющих вдалеке гор. — Вообще, если ты помнишь, планета предполагалась пригодной для жизни. Пояс Златовласки, кислородно-азотная атмосфера и так далее. — Она пинает вверх ком снега и смотрит, как он рассыпается белой пылью, сверкающей в лучах низкого желтого солнца, и облачком оседает обратно на землю. — Но это чертово место не годится для жизни, Микки. Вот в чем главный идиотизм нашего положения.