Себе он заказал кролика.
— Берто! — возмущаюсь я. — Какого хрена, дружище?
Он усмехается.
— Ты же не думал, что я стану из-за тебя голодать? Брось, Микки. Мне, конечно, стыдно, но не настолько. Я не склонен к самобичеванию. Просто хочу поделиться своим богатством с ближним.
На двоих у нас выходит две тысячи четыреста килокалорий. Берто показывает окуляр сканеру. Тот мигает зеленым.
— Серьезно, — говорю я, — какого хрена?
Улыбка Берто становится шире.
— Помнишь, я вытащил тебя полетать на флиттере?
О боже, помню ли я.
— Помню, — говорю я. — Такое забудешь!
Его поднос выскакивает из раздачи. Мы забираем еду и направляемся за стол у дальней стены. По дороге я затылком чувствую на себе взгляды парней из службы безопасности.
— Помнишь, мы перелетели через горную гряду примерно в двадцати километрах к югу от купола?
Весь наш полет остался в памяти одним размытым пятном, и я понятия не имею, о чем говорит Берто, но, чтобы не прерывать рассказ, киваю. Мы садимся, и он тут же вгрызается в кроличий окорочок.
— На вершине гребня была скала, — бубнит он с набитым ртом. — Мы пролетели прямо над ней. Припоминаешь?
К этому моменту чушь, которую он несет, уже окончательно меня достает.
— Нет, — говорю я. — Честно говоря, не припоминаю.
Он пожимает плечами.
— Неважно. Представь себе гранитный шип метров тридцать высотой, к которому прислонена еще одна плита, чуть покороче. Расстояние между ними у основания примерно десять метров, а кверху сходит на нет.
— Хорошо, — киваю я. — Наверное, такое я могу себе представить. — На самом деле теперь, после его описания, я вроде бы припоминаю участок, о котором идет речь. Я еще подумал тогда — классное место для боулдеринга[9].
Пока мы не узнали о ползунах.
— Так вот, — продолжает Берто, — за последние несколько недель я всем уши прожужжал своими рассказами о том, что смогу пролететь сквозь эту щель в скалах. Безумие, правда? Я имею в виду, что даже если лететь, развернувшись на девяносто градусов, зазор с обеих сторон будет максимум полметра, и входить в поворот придется с запасом в десятую долю секунды, не больше.
— Да, — соглашаюсь я. — И впрямь безумная затея. И что было дальше?
— А дальше, — говорит Берто, — все согласились с тем, что это настоящее безумие. И тогда я начал принимать ставки.
Он прерывается, чтобы откусить кусок мяса, но я не нуждаюсь в том, чтобы он закончил свою мысль.
— Так ты это сделал?
— Ага, — говорит он с самодовольной ухмылкой, которой я не видел на его лице, кажется, с тех самых пор, как он выиграл треклятый турнир по погболу. — Сделал. И собрал на ставках три тысячи килокалорий. Неплохо, правда?
— Ты… — начинаю я и замолкаю, чтобы собраться с мыслями. — Берто, ты мог погибнуть.
— Мог, — кивает он. — Но не погиб.
Я кладу вилку рядом с подносом, и руки сами собой сжимаются в кулаки.
— Ты рисковал жизнью. Ты рисковал своей чертовой жизнью ради двухдневного пайка!
Самодовольная ухмылка линяет с лица моего товарища.
— Эй, — ворчит он, — полегче, приятель. Не нужно преувеличивать.
— Я преувеличиваю? Ты рисковал жизнью ради каких-то несчастных калорий, Берто! А ради меня ты на такой риск не пошел… черт бы тебя подрал.
У Берто отвисает челюсть. Он смотрит на меня. Я — на него.
Тут я понимаю, что, кажется, сболтнул лишнее, обмолвился о том, чего, по его представлению, никак не мог знать… или все-таки мог? Господи, я не в силах упомнить даже своего вранья, где уж мне уследить за ложью Берто!
— Микки, — произносит Берто. — Ты сейчас о чем?
Я беспомощно открываю и закрываю рот, как рыба, вытащенная из воды.
— Ты же только что из бака, — продолжает он. — Или я что-то путаю, Микки?
Я отворачиваюсь. Один из охранников уставился на нас.
— Да, Берто. Так и есть, ты же знаешь.
— Я считал, что знаю, — говорит Берто. — Но, должен признаться, ты меня удивил.
Я тыкаю вилкой в картофелину, кладу в рот и жую. Это первая твердая пища за два дня. Досадно, что я даже не могу по-настоящему ею насладиться.
В следующие пять секунд я пять раз решаю во всем признаться и столько же раз передумываю. Когда я снова смотрю на Берто, он медленно жует и рассматривает меня с прищуром. Я представляю, как говорю ему: «Я не умер. Ты бросил меня в той долбаной расщелине, но я не умер». А когда он откусывает очередной кусок кролика, мысленно добавляю: «Может, следовало предложить тебе двухдневный паек, чтобы ты за мной вернулся, а?» Я собираюсь с духом, чтобы вывалить ему все это, но тут охранник, наблюдавший за нами издалека, встает из-за стола и направляется к нам.