И на данный момент мне это только на руку.
Тем не менее общаться с людьми, от которых за километр несет вонючими носками, тоже никто не хочет, поэтому по дороге в столовую мы делаем остановку в химическом душе. Когда мы добираемся туда, Кошка окидывает меня непроницаемым взглядом: словно молча интересуется, не желаю ли я разделить с ней душевую кабинку. Я склоняюсь в насмешливом полупоклоне и жестом предлагаю ей войти. Пожав плечами, она заходит в кабинку и закрывает за собой дверь. Когда через несколько минут она возвращается, наступает моя очередь. Я раздеваюсь, обтираюсь и вытряхиваю пыль, а затем снова влезаю в грязную одежду: даже если бы я вернулся к себе, Восьмой все равно уже надел мой единственный сменный чистый комплект.
Химический душ напоминает о том, что, хотя я в той или иной степени скучаю по множеству удобств, оставшихся на Мидгарде, горячая вода в их списке занимает чуть ли не верхнюю строчку. Особенно раздражает, что в сугробах за пределами купола воды сколько угодно. Однако коммуникации внутри купола — замкнутая система циркуляции воды и воздуха, снятая с «Драккара» и смонтированная заново, поэтому мы по-прежнему экономим воду, будто до сих пор болтаемся в межзвездной пустыне. И ничего не изменится, пока мы не начнем заниматься местным строительством, а этого не произойдет, пока не будет решен целый ряд других проблем — начиная от выплавки металла и заканчивая ситуацией с ползунами.
Между тем химический душ вполне отвечает целям поддержания личной гигиены и помогает держать тело в чистоте, но никакого удовольствия, конечно, не приносит.
Во всяком случае, когда принимаешь его в одиночку.
Эти размышления наводят меня на мысль о Нэше и Восьмом.
А о них сейчас лучше не думать.
Когда мы подходим к столовой, там почти никого нет: парочка за столиком у противоположной от стойки раздачи стены разговаривает вполголоса, склонившись другу к другу головами, а у двери охранник из службы безопасности в одиночестве поедает целую гору жареных сверчков. Он кивает Кошке, когда мы проходим мимо, а она в ответ грозит ему пальцем. Я подхожу к стойке и сканирую окуляр. Он пищит, и в верхнем левом углу поля зрения появляется мой дневной баланс рациона.
Там написано, что паек уменьшился до шестисот килокалорий. Похоже, Восьмой плотно позавтракал.
И хотел бы на него рассердиться, но не могу. Первые два дня после бака — сущий ад.
Я стою, сложив руки на урчащем животе, и пытаюсь решить, не разориться ли мне на небольшую горку рубленого батата вдобавок к кружке протеиновой пасты, сделав завтрак единственной трапезой за день, когда сзади подходит Кошка и кладет мне руку на плечо.
— Будешь что-нибудь заказывать?
Я хмурюсь и нажимаю на значок дозатора протеиновой пасты.
Кошка улыбается, показывает сканеру окуляр и заказывает рагу из батата с помидорами. У меня текут слюнки, но салат, который я присмотрел, с тем же успехом мог быть говяжьей вырезкой, учитывая, сколько осталось у меня на балансе. Перекосившись от отвращения, я делаю глоток из кружки и доливаю ее, прежде чем отвернуться. Триста килокалорий. Значит, еще триста я могу взять перед сном.
— Не понимаю, как ты это ешь, — говорит Кошка, когда ее поднос выскакивает из раздачи на дальней стороне стойки.
Меня так и подмывает нагрубить, но, передумав, я просто качаю головой:
— Если наши друзья из сельскохозяйственного отдела в ближайшее время не соберутся с мыслями, ты, скорее всего, и сама узнаешь.
Она усмехается. Я забираю свою кружку и ставлю ее на стол посреди зала. Кошка идет за мной.
— Знаешь, — говорю я, когда она садится, — у богатых, конечно, свои причуды, но сейчас ты просто тычешь мне в лицо своим вычурным выбором блюда.
Она смеется, но как-то неуверенно: не может понять, шучу я или нет.
А я не шучу.
Тем не менее не она виновата в моих проблемах. Я улыбаюсь, и Кошка с видимым облегчением расслабляется.
— Ладно, — перевожу я разговор на другую тему, — расскажи, что сегодня задумала наша служба безопасности? Есть какие-нибудь новости после фиаско с патрулированием периметра?
Она выбирает здоровенный кусок батата, жует и глотает. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не отобрать у нее тарелку.
— Ну, — говорит она, еще не прожевав второй кусок, — Йенсен всерьез озаботился проблемой ползунов. Он составил новое расписание: теперь мы дежурим двенадцать часов через двенадцать, что само по себе бесит, но мало того: теперь каждый, кто заступает на смену, должен повсюду таскать с собой линейный ускоритель, а они неудобные и тяжелые, и к концу дежурства плечи просто отваливаются. Но есть и плюс: после событий последних двух дней нам велено не соваться за пределы купола, так что, к счастью, больше не нужно бродить снаружи и зарабатывать себе обморожение. — Она прерывается, чтобы проглотить. — С другой стороны, я не понимаю, как он себе представляет использование «эл-у» внутри помещения. Ты хоть представляешь, какой ущерб может нанести выстрел в замкнутом пространстве, когда частицы начнут рикошетить от всего, что попадется на пути? — Она выжидающе смотрит на меня.