Выбрать главу

— Считаешь себя бессмертным?

Вот уж чего не ожидал.

— Что?

— Ты думаешь, что бессмертен? Сколько раз тебя убивали, семь?

— Шесть, — отвечаю я. — Пока шесть. В этом-то вся проблема.

— Все равно. Скажи, ты все тот же человек, каким был, когда садился в челнок на Мидгарде?

Это нужно обдумать.

— Как сказать, — наконец говорю я. — Тело у меня, сама понимаешь, не то же самое.

— Верно, — кивает Кошка, — но я спрашиваю не об этом.

— Понимаю, — говорю я. — Да, я помню, как был Микки Барнсом на Мидгарде. Помню квартиру, в которой вырос Микки. Помню его первый поцелуй. Помню, когда он в последний раз видел мать. Я помню, как он подписался на эту дурацкую экспедицию. Помню так, будто это происходило со мной, а не с кем-то другим. Но значит ли это, что я и есть тот самый Микки Барнс? — Я пожимаю плечами. — Ну черт знает.

Она смотрит на меня с недобрым прищуром, и я снова чувствую, как по шее пробегает тот же холодок, что и сегодня утром.

— Я поискала информацию о корабле Тесея. Ты отвратительно его описал.

— Пожалуй, — соглашаюсь я. — Сам знаю. Мне казалось, я хорошо усвоил эту историю в период подготовки, но потом, когда начал рассказывать, сразу понял, что на самом деле ничего не запомнил.

— Вот удивительно. Ведь это довольно точная аналогия твоей жизни. Странно, что она не врезалась тебе в память.

Я пожимаю плечами:

— Извини.

Она кивает.

— Довольно веский аргумент в твою защиту, тебе не кажется?

Я пытаюсь ответить, не знаю, что сказать, и пробую заново:

— Кошка, я запутался. К чему ты клонишь?

— К тому, что мне надо знать: точно ли ты Микки Барнс, или ты совсем другой парень, разгуливающий по базе в его одежде?

— Я уже сказал тебе: не знаю. Я помню все, что рассказала мне Джемма на станции «Гиммель», и ощущаю себя тем самым парнем, что жил когда-то на Мидгарде, но… не могу сказать наверняка.

Вот она, оборотная сторона медали. Нет никаких реально измеримых показателей, сравнение которых покажет, являюсь я одним и тем же человеком или нет, а значит, нет никакой возможности подтвердить достоверность моих слов. На этот вопрос не существует ответа.

— Тем не менее, — говорит Кошка, — ты точно так же не можешь сказать, что ты не тот самый парень, так?

— Да, — соглашаюсь я. — Похоже, так.

На это она ничего не отвечает. Некоторое время мы сидим молча. Я собираюсь спросить, закончили или как, но тут Кошка внезапно прерывает молчание:

— Знаешь, последние два дня я много думала.

— Кхм, — откашливаюсь я. — Хорошо. И о чем?

— О смерти. Я думала о том, каково это — умереть. Мне всего тридцать четыре года. Казалось бы, можно не беспокоиться на эту тему еще по крайней мере лет пятьдесят, а вот поди ж ты.

Любая первооткрывательская колония — опаснейшее место. Интересно, а в обучении охранников тоже делали на это особый упор или только меня готовили к худшему? Однако возможности расспросить Кошку мне так и не предоставляется, потому что она, по-видимому, услышала все, что хотела услышать. Она встает и протягивает мне руку:

— Знаешь, ты мне нравишься, Микки.

— Спасибо, — говорю я. — И ты мне тоже.

— Нет, — качает она головой. — Ты не понимаешь. Если бы не эта проблема… с твоим двойником…

Если бы не эта проблема, вчерашнюю ночь я провел бы с Нэшей, а не с ней, но сейчас, наверное, не самое подходящее время, чтобы сообщать такую новость. Я пытаюсь придумать что-нибудь утешительное, а она вдруг притягивает меня за шею и яростно целует — да так, что прикусывает мне до крови нижнюю губу. Потом Кошка отступает назад, грустно улыбается и открывает дверь.

— Передай от меня привет своему второму «я», ладно?

Я таращусь на нее, уронив челюсть, а она уходит.

* * *

Когда я возвращаюсь к себе, дверь в отсек заперта. Я показываю окуляр, дожидаюсь щелчка и поворачиваю ручку. Внутри темно, но из коридора падает полоса света, и я вижу, что на моей кровати лежат два человека.

Два обнаженных человека.

Один из них Восьмой. Вторая — Нэша.

Я замираю как вкопанный. Даже не знаю, что я сейчас должен чувствовать. Ревность? Гнев?

Жуткое унижение?

— Входи, — говорит Восьмой. — И дверь закрой.

— Но ты… — бормочу я. — Какого хрена, Восьмой? Ты что творишь?

— Извини, — говорит он. — Я думал, ты снова проведешь ночь с Чен. Или что она тебя убьет.