— Что вы предпочитаете?
— Мы в Китае, выбирать должен китаец.
Везунчик Чу очень серьезно отнесся к возложенной на него ответственности. Он ходил от одного торговца к другому, указывал на одну рыбу здесь, две там. Когда их доставали из бака, он осматривал их, обнюхивал, словно старая женщина, которая хочет убедиться, что выбрала самое лучшее. Затем начинал торговаться, умело, с особой стратегией, что всегда зачаровывало и захватывало китайцев.
Наконец, забрав пластиковые мешки с покупками, Везунчик Чу отвел Нанги в ресторан.
Владелец, толстый, полный китаец, приветствовал Чу с почтением, уместным при встрече знаменитого господина. Нанги удивился, но он знал, что спрашивать об этом — признак дурного тона. В этот вечер им приготовили не менее девяти блюд из морских продуктов — от моллюсков до жареного лангуста, приправленного таким острым соусом, что у Нанги выступили слезы. Ему страшно захотелось васаби — японского хрена, который он очень любил.
Более трех часов они ужинали в истинно китайской манере, не говоря о серьезных делах. Китайцы — в отличие от японцев, фанатично преданных бизнесу, — считают, что ничто не должно отвлекать от наслаждения пищей. В этом отношении они французы Востока.
Когда они наконец вернулись в отель, Нанги попросил Везунчика Чу пойти с ним. У портье было оставлено для него телефонное сообщение.
Номер телефона не был назван. Сообщен только адрес, куда завтра или, точнее, сегодня, ибо было уже за полночь, надо прийти, и время — два часа ночи.
“Мадонна, — безутешно думал Нанги в лифте, — что мне теперь делать?”
— У меня встреча, — сказал он китайцу, когда они подошли к его номеру, — через два часа. — Он назвал адрес: “Вонг Чук Ханг-роуд”.
— Это Оушн-парк, — объяснил Везунчик Чу. — Он обычно закрыт в такой час, но на этой неделе открыт круглые сутки из-за фестиваля лодок-драконов, который начнется послезавтра, в пятый день пятой луны. Туристам, говорят, нравится.
Нанги нырнул в шкаф, скрывшись ненадолго из поля зрения спутника, и вытащил два одинаковых манильских конверта. Один он протянул Везунчику Чу.
— Один я должен взять с собой, — сказал он. — Экземпляр, который у тебя в руках, предназначается губернатору. Я хотел, чтобы ты пошел к нему одновременно со мной, мне бы было спокойнее, но эта встреча должна состояться в такое время... И теперь...
— Минуту, — сказал Везунчик Чу. — Можно мне позвонить по телефону?
— Конечно.
Около пяти минут Чу говорил на диалекте. Потом положил трубку и повернулся к Нанги.
— Я все устроил. Никаких проблем.
— Что устроил?
— В два часа ночи я буду у губернатора Гонконга.
Нанги опешил.
— Я... Я не понимаю. Как это возможно?
— Мой отец все устроит. Никаких проблем.
Нанги вспомнил, как принимали Чу в ресторане. Подумал о влиянии Третьего кузена Тока. О “Грин Пэнг”. Наконец, он подумал о пяти Драконах, пяти руководителях Триады, самых влиятельных людях колонии. Кем должен быть отец Чу, чтобы приехать в такое время к губернатору? Сколько у него власти? Какой он должен обладать хваткой?
Нанги поклонился.
— Я твой должник.
— А я ваш. Я обрел большое уважение со стороны отца.
— Теперь к делу. Ты будешь у губернатора, и одному Богу известно, о чем вам придется беседовать, — сказал Нанги.
— Разговор поведет отец. Нанги задумался.
— Если я не позвоню до трех, готовьтесь к худшему. Сообщите губернатору все свидетельства против Лю.
— Это будет сенсацией, — сказал Везунчик Чу. — Скандал первого класса. Коммунисты совершенно потеряют лицо.
— Еще бы.
— Им же хуже.
Нанги кивнул.
— Им хуже в любом случае.
Они стояли друг перед другом. Все уже было сказано, время истекало.
Везунчик Чу поклонился.
— До встречи... Старший дядя.
У Нанги дух захватило. Ему была оказана величайшая честь. Так называли только самых уважаемых, и это указывало на особую дружбу, смысл которой не перевести на западные языки.
— Храни тебя Бог, — прошептал Нанги. Он имел в виду многочисленных китайских богов, в которых, конечно, не верил, но которые были так важны для Чу.
Оушн-парк, как выяснил Нанги, располагался на двух уровнях. На одном — главный вход в виде огромных ворот, ведущих к цветникам, к беседкам с разноцветными попугаями: с попугаем на плече каждый мог сфотографироваться за пять долларов. На невысоком холме находилась коллекция деревьев бонсай.
Далее — лебединый пруд, множество водопадов и открытый дельфинарий. Нанги, однако, не пошел так далеко. Ему надо было купить билет на фуникулер, который поднимал на высоту трех тысяч футов на искусственный атолловый риф, где находился еще один дельфинарий.
Фуникулер состоял из четырех вагончиков, в каждый помещалось шесть человек. Нанги было велено сесть в крайний левый вагончик. Он встал в очередь, периодически продвигаясь вперед по мере прибытия фуникулера.
Он не смотрел по сторонам, это недостойно. Однако ему было не все равно, кто стоит рядом с ним, позади и впереди. Он заметил туристов с Запада и из Японии. Китайские подростки весело болтали, обсуждая, несомненно, как здорово быть в парке так поздно. Или, может быть, спорили, какой из вагончиков оторвется от каната и свалится в пропасть. Нанги убедился, что он никого не интересует.
Его сильно занимало, с кем он встретится. Подошла его очередь. Он поедет вместе с китайской семьей, что стоит за ним?
Вагончик подошел пустой. Двери распахнулись, и служитель в униформе помахал ему рукой, чтобы он проходил. Он заметил, что служащий не посадил китайцев с ним вместе.
Внутри было тесно и потому неудобно сидеть. В вагончик впрыгнул человек, Нанги не понял, откуда он взялся. Двери захлопнулись, и мотор заработал.
Фуникулер медленно двинулся вперед. Они сразу оказались на краю бетонной станции. Вдруг вагончик повис в воздухе, чуть раскачиваясь.
Нанги обратил внимание на попутчика. Это был грузный китаец неопределенного возраста. Ему могло быть и пятьдесят, и семьдесят лет. Приплюснутый нос, волосы стрижены так коротко, что виден загорелый череп. Китаец показал зубы — все золотые — улыбка или гримаса, Нанги не понял.
— Доброе утро, мистер Нанги, — сказал китаец, склонив голову. — Меня зовут Ло Ван.
Нанги ответил на приветствие.
— Скажите, вы уже бывали в этом парке?
— Никогда. Хотя я не впервые в Гонконге.
— В самом деле? — По тону китайца было ясно, что ему это абсолютно все равно. Он повернулся в своем кресле, какие ставят в приемном покое больницы. — А я здесь был множество раз. Этот вид не надоедает. Но весьма редко удается взглянуть на него в столь ранний час.
Вид моря с множеством небольших островков был и вправду великолепен. Повсюду плавали длинные лодки с мерцающими огоньками, словно ювелирные украшения. Лунный свет придавал воде особый металлический блеск, похожий на блеск кольчуги.
— Считайте, что вам повезло.
Нанги не понял, относилось ли это к пейзажу или к чему-то еще.
Вагончик теперь двигался над пропастью, если бы они сейчас рухнули вниз, не уцелел бы никто.
— До моего сведения дошло, — сказал китаец, — из достаточно надежных источников. — Глаза его сверкнули. — Информация очень важная, жизненно важная, так, кажется, говорят. Это относится к... к связям в Кантоне, которые могут оказаться компрометирующими.
Нанги кивнул.
— Это по сути верно.
— Понимаю.
Нанги достал копию контракта, подписанного Лю. Он развернул его и осторожно положил на пустое сиденье.
Ло Ван посмотрел на контракт, потом, не сказав ни слова, посмотрел на Нанги, он знал, что это всего лишь копия. Глаза его ничего не выражали.
Нанги вручил ему конверт. Осторожно, словно это могло быть опасно, Ло Ван вскрыл его. Вынул содержимое. Кроме черно-белых фотографий 8х10, там были микрокассета и текст записи на двенадцати страницах. Все это представляло отчет о происходившем в квартире Сочной Пен.
Ло Ван достал золотые очки и минут десять изучал фотографии и текст, не обращая внимания на Нанги.
Когда он закончил, они подъехали к остановке, где вышли из вагончика, и пошли по узкой каменистой тропинке.