— Какая бы она ни была, Ник, она имела право жить. Разве я не прав, скажи?
Николас обнял своего друга за талию, и они сели вдвоем на край кровати.
— Она имела право жить, Лью.
Кроукер негромко кашлянул:
— И вот вместо того, чтобы придушить самого Минка, я мотаюсь по его заданию.
— Не понимаю!
— Сейчас поймешь, я тебе ручаюсь! — Кроукер ходил по комнате взад-вперед, как тигр в клетке. Он был предельно возбужден и не скрывал этого. — Причина, понимаешь, в том, что я ездил встречаться с этой сволочью в Вашингтон. На этот раз он наметил новое убийство. Похоже, что Таня Владимова подсажена к нему из КГБ. Кстати, ты не знаешь, где она тут притаилась, а?
Николаса бросило в жар. Столько всего сразу!
— Таня? — переспросил он. — Советская шпионка? Но тогда почему Минк не связался со мной сам?
Кроукер кивнул на телефон:
— Ты когда-нибудь вспоминаешь про автоответчик, парень?
— Практически у меня голова забита другим. Но полчаса назад я вошел в отель и наткнулся на Таню. Она...
— Какого черта ей здесь понадобилось?
“О Боже! — подумал Николас. — “Тэндзи”! Я рассказал ей все, что с таким трудом уберег от Проторова! И выходит, он все равно победил. Из-за территориального инцидента почти наверняка вспыхнет война — об этом страшно даже подумать”.
— Идем! — крикнул Николас.
— Куда?
— На Хамамацу-тё.
Выйдя от Николаса, Таня покинула отель по пожарной лестнице, спустившись на семь этажей, не дожидаясь лифта и опасаясь быть замеченной. На улице она свернула на север, быстрым шагом удаляясь от отеля. Ей очень хотелось взять такси, но она боялась оставить след. Ее решение было верно и по другой причине: улица была перегружена транспортом, и Таня могла быстрее преодолеть три квартала пешком, пробивая себе дорогу в толпе, как лосось пробивается вверх по течению.
Вверх по Сакурададори она дошла до станции метро Тораномон на линии Гиндза. Она опустилась под землю, оплатив проезд, проехала одну остановку до Симбаси и здесь пересела на JNR, направляясь к Хамамацу-тё.
Там она очутилась среди сотен людей, в основном туристов, ожидающих монорельсовый поезд до Ханэды, откуда были рейсы на Хоккайдо. Она вылетит на Хоккайдо. Какое-то время ей пришлось подождать в очереди к телефону-автомату: надо было сообщить Русилову, что она в пути. Когда ее соединили, она произнесла одно-единственное кодовое слово:
— Парашют.
Это было такое время дня — после полуденного столпотворения и перед вечерними часами “пик”, — когда уличное движение в Токио переменчиво. Оно может быть быстрым или медленным в зависимости от прихоти богов.
Николас решил рискнуть и взял такси до Хамамацу-тё. Это было ошибкой. Сакурададори была забита, боковые улицы тоже. Возле станции Онаримон у него лопнуло терпение и, бросив на колени водителю иены, рассыпавшиеся, как лепестки цветов, он выскочил из машины, Кроукер последовал за ним.
Онаримон уже была у них под боком, когда они ехали по городским улицам, но теперь, под землей, им пришлось дважды пересаживаться: один раз на станции Мита — на линию Тоэй Асакуса до Симбаси, а потом на JNR, повторяя маршрут Тани до станции Хамамацу-тё.
Поднявшись наверх под беспощадный солнечный свет, они оказались в густой толпе, которая текла вниз по двум эскалаторам на платформу станции монорельсовой железной дороги. Буйство красок, голосов, толкающихся тел и море лиц — таков был ритм жаркого сезона.
— Она может быть где-то здесь, — сказал Кроукер, — а может, в двадцати милях отсюда.
— Сейчас не время шутить, — сухо отреагировал Николас. — Ступай к дальнему эскалатору. Ровно через три минуты мы оба отправимся, я — отсюда, а ты — оттуда. Встретимся примерно посредине платформы.
Кроукер стал серьезным.
— Ты на самом деле думаешь, что она здесь, а?
— Ты совсем не знаешь Токио, — ответил Николас. — Ей нужно добраться до Хоккайдо как можно быстрее. Это она может сделать только через аэропорт Ханэда. Для нее это лучший шанс.
— Но в большом городе всегда есть уйма других возможностей. Почему ты уверен, что сейчас будет именно так?
Николас и вправду не мог ответить с определенностью — это решение было принято подсознательно. Перед ним стояло лицо Тани в тот момент, когда он сообщил ей, что раскрыл тайну “Тэндзи”. Ее удивление теперь приобрело для него дополнительный смысл. Он понял, что она не думала улетать. Каковы бы ни были ее планы в тот момент, когда она столкнулась с ним в “Окуре”, они вмиг изменились, как только он рассказал ей про “Тэндзи”.
— Лью, — сказал он очень серьезным тоном, — она собралась домой, в Россию. Она действует инстинктивно, а инстинкт диктует ей избрать самый короткий и самый быстрый путь. Это всего лишь предположение, но весьма точное, должен тебе сказать.
— Ладно, дружище, — с мимолетной усмешкой согласился Кроукер. — У меня уже есть опыт по части твоих предположений. Встретимся на середине!
Было очень жарко и становилось еще жарче. Таня начала покрываться потом. Что-то случилось на монорельсовой дороге. Произошло немыслимое: один из японских видов транспорта вышел из строя.
С минуту назад, когда она взглянула на часы, ее охватило сожаление, что она не пристрелила Николаса Линнера в тот момент, когда он стоял перед зеркалом в ванной комнате. Но она отлично понимала, почему она заколебалась и отказалась от этой мысли. Она просто испугалась: как только она попытается сделать это, он разгадает ее намерения и помешает ей доставить секрет “Тэндзи” к совещанию в верхах. Это совещание имеет исключительную важность, утешала она себя, ни под каким видом нельзя подвергать риску его проведение.
Она сдержала себя в тот момент, а сейчас раскаивалась, что не пошла на риск. Теперь она удирает и потому весьма уязвима. Одна мысль о том, что за ней погонится Николас Линнер, приводила ее в ужас.
Вот почему, увидев его поднимающимся по эскалатору у ближайшего края платформы, она тотчас повернула обратно и стала пробивать себе дорогу сквозь густую толпу к дальнему концу платформы.
Она обшарила взглядом колышущуюся толпу с интервалами в пятнадцать секунд, как ее учили в спецшколе Проторова, используя при этом и отражающие поверхности, которые могут быть ей полезны.
Ее сердце похолодело, когда она заметила, что он уже ступил на платформу. Казалось, он скользит сквозь густую потную толпу с величайшей легкостью, тогда как ей приходилось бороться за каждый дюйм продвижения вперед. У нее было такое ощущение, будто она оказалась в зыбучих песках: ее ноги неистово месят песок, а результата почти никакого. Словно в страшном сне.
К сожалению, это был не сон, Таня это отлично понимала. Поэтому она осторожно извлекла свою модифицированную “беретту” — мощное оружие для ближнего боя.
Она оглядывалась через плечо — точно так же, как это делал Русилов. Тогда Таня втихомолку подсмеивалась над ним, но сейчас не видела в этом ничего смешного.
Настолько велико было ее желание ускользнуть от своего преследователя, что она почти не обращала внимания на то, что творится перед ее носом. Для нее эти люди были лишь трясиной, через которую ей надо пробраться. Они перестали быть отдельными личностями, а превратились в одно существо, сводящее с ума своей медлительностью! Ей хотелось перебить их всех, разбросать их тела на сверкающем металлическом пути монорельса, уходящего к затуманенной смогом голубой вершине Фудзи, и оказаться в самолете, в полной безопасности.
Вдруг что-то жесткое ткнулось ей в грудь, и она в страхе отпрянула, видя, что Николас уже настигает ее.
— Ни с места, товарищ!
Грубый нью-йоркский акцент. Она крутанула головой. “Беретта” сама собой выскользнула из кармана, палец лег на спусковой крючок.
— Опусти эту штуку! — крикнул ей в лицо Льюис Кроукер. — Ты ничего не сможешь сделать. Бежать тебе некуда.
Таня в последний раз обернулась к приближающемуся преследователю и почувствовала, как он протянул руку к ее оружию. Она инстинктивно нажала на спуск и изготовилась было выстрелить еще, когда перед ее лицом возник черный одинокий глаз на расстоянии не более шести дюймов, с грохотом извергая вселенскую смерть.