-- Да ты не спеши, старик в сказке Пушкина три раза невод в черное море закидывал. Сходи еще раз, завтра, последний. Точно вещаю, должно тебе, Миколка, повезти!
-- Ладно, дедушка.
Третий раз пошел в лес Николай, уже особо и не надеясь на удачу. Идет, в стороны поплевывает, шишки палкой сбивает, с ленцой ноги переставляет. Добрел и до своей, "миколкиной полянки". Зашел и, мать честная, прям обалдел. Под каждой елкой, -- и красные "молодцы", и белые "полковники", и скользкие маслята, и желтопузые моховики. Любые съедобные грибы, любого размера, на самый привередливый вкус и цвет. Причем, все абсолютно чистые, без гнильцы, без слизняков и какой червоточинки. Николай стал с удовольствием собирать новоприобретенное богатство. Полну корзинку крепеньких боровиков нарвал, да еще и куртку с себя стянул, в нее красноголовиков, молодых, упругих накидал, узлом завязал да за спину закинул. Идет домой грибник, счастливый, еле тащится, под грузом неподъемным спина аж колесом прогибается.
Вернулся к избушке, а деда то и нет на завалинке. Куда-то подевался старый, небось, по хозяйству трудится. Ну и ладно, решил Николай. Приготовлю сам грибов, сделаю сюрприз любимому дедушке. Быстро почистил самые большие боровики, на сковородку с картошечкой кинул, маслицем и лучком с огорода сдобрил. Быстро пожарились аппетитные грибочки, Николай снял блюдо с огня, сметанкой деревенской залил, отломил ломоть хлебца, налил рюмочку самогоночки. Глаза от удовольствия зажмуриваются, а слюнки аж текут по подбородочку.
А деда все нет, как сквозь землю провалился, окаянный! Ну, сил терпеть больше нет! Начал кушать Николай Андреевич, аки барин. Берет грибочек на вилочку, жадно облизывает, самогоночкой тминной запивает. Только щеки раздуваются от грибов хрустящих. Ах, как хорошо! Страсть, как здорово!
-- Добрый вечер, внучек! Закусываешь? -- в дверях стоял Иван Макарыч и качал седой головой.
-- Да, дедушка, нашел грибов, много! Сейчас я тебе тоже поджарю, -- восторженно ответил Николай.
-- А зачем это я мухоморы да поганки есть буду? -- удивился старик. И тут парень заметил, как лицо Макарыча помрачнело и могильным холодом повеяло от дедушки.
-- Какие мухоморы?
-- А вот развяжи-ка свой узелочек, -- вкрадчиво попросил дед.
Николай встал и подошел к своей завязанной узлом куртке, что притулилась в углу кухоньки. И как только он развязал рукава, открылось, что нет там ни одного подосиновика! Да, есть грибы красного цвета, но все это мухоморы с белыми пятнышками! Мухоморы красны -- смертельно опасны! Обернулся Николай да узрел, что и корзина его, с которой грибы чистил да жарил, вся заполнена поганками бледными, почти всегда вызывающими смерть.
-- Это что я, получается, поганками отобедал? -- спросил, побледнев Николай.
-- А ты как думал, внучок? Как ты к лесу, так и он к тебе. Зачем построил завод химический? Неужто тебе нисколько не жаль ни лес, ни Родину свою малую? Злато да почести глаза затмили тебе! -- строго отчитал дед.
-- Это ты, старый хрен, меня отравил! Где мои подосиновики и боровики? Подменил мне грибы, пока я не видел! -- взъярился Миколка.
-- Да, как я мог-то? Я почитай уже лет пять, как в могиле, внучек, вон на окошко-то погляди. А тебя, дурня, да предателя Родины, с того света позвать пришлось. -- уронил дед и посмотрел недобро.
А на подоконнике действительно стояла фотография Ивана Макарыча в рамке, сбоку которой шла черная траурная ленточка. Николай взглянул дальше, за окно и увидел маленький покосившийся крест в огороде, обозначающий могилку дедову.
-- Ой, спаси, деда! Помоги от смерти лютой! -- бросился в ноги старику ополоумевший Николай.
-- Я-то тебе помогу, Миколка. Внук ты мне, хоть и остолоп! А вот родной природе, лесу беззащитному, речке и селу этому уже не поможешь! Цельные пять лет спускал твой завод в реку химикаты, травил ты и зверье лесное, и птицу; копоть да сажа природные мхи, грибницы покрыла. Ну, и какие ты хочешь боровики? Подосиновики? Поганью лес удобряешь, погань пожнешь, а потом эту погань сам жрать и будешь! Эх, Миколка, Миколка, не этому я тебя учил...
Старик отвернулся и зашагал прочь, глухо стуча по земле тяжелым посохом.
-- Иван Макарыч! Постой, дедушка, Иван Макарыч! Я закрою завод, я все исправлю! -- чуть не плача залепетал Николай.
-- Поздно, -- глухо ответил старик, а небо становилось все темнее и темнее, словно сверху опускалась шершавая, но неминуемая гробовая доска.
Декабрь 2014