— Ты прав, есть и получше в этом городе.
— Будем надеяться.
У выхода из театра показались, наконец, наши музыканты. Мы осторожно потушили сигареты, и Моника завернула окурки в пластиковую фольгу, чтобы копы не смогли засечь нас по отпечаткам пальцев. Затем мы запихнулись в тесный автобус и отправились к центру, чтобы где-нибудь там перекусить.
Рядом со мною сидела вокалистка — довольно-таки красивая девушка, микродированная в нечто, напоминавшее змею.
— Тебе понравилось? — спросила она.
— Да, очень, — сказал я, пытаясь изобразить в голосе возможно большие искренность и убедительность.
— Меня зовут Ева. Моника говорила, что... Ты из Миннеаполиса? — у девушки был чертовски странный акцент. Что-то восточноевропейское.
— Да, это верно.
— Хороший город. Мы как-то лабали там.
— Да, спасибо. Я рад, что вам там понравилось.
— А я знаю еще кой-кого оттуда. Это мой микродист.
— Как его зовут?
— Джонни.
Я заглянул ей в лицо. Микродирование было настолько хорошим, что даже глаза оказались змеиными: я видел, как они моргнули, используя мигательную мембрану.
— Не Джонни Стивенс случайно?
— Я не знаю фамилии. Он никогда ею не пользуется.
Я ошарашенно молчал — надо же: восемь лет от парня ни слуху ни духу, а тут вдруг не только на него натыкаешься, но и встречаешь одну из его клиенток.
— О чем ты думаешь? — спросила змеедевушка.
— Если это тот Джонни, которого и я знаю, придется поверить в чудо.
— Джонни — лучший из микродистов, в этом нет сомнения, — сказала она, как-то странно улыбаясь, словно вкладывая в слова иной, тайный смысл, затем повернулась к клавишнику.
Тот вел автобус вручную, хотя мы мчались уже по одной из компьютеризованных манхэттенских зон повышенной безопасности.
— Влад, — крикнула она ему, — гони туда, где подают отбивные по-татарски.
— Эго же сырое мясо, Ева, — кривясь от омерзения, сказала Моника.
— Я знаю, — ответила девушка-змея и снова улыбнулась.
III
Мои друзья Алиса и Мустафа жили в небольшой квартирке поблизости от Проспект-Парка, оба они работали в дневную смену. Услышав, как зашумела вода в душе, я поспешно протер кулаками глаза и, пошатываясь, побрел на кухню.
— Доброе утро, — поздоровалась Алиса. — Ты что-то неважно сегодня выглядишь.
— Доброе утро, я тоже рад тебя видеть.
— С тобой ничего худого не стряслось этой ночью? — спросила Алиса.
— Ничего, связанного с молотоголовыми, если ты это имеешь в виду.
Она улыбнулась и, похоже, успокоилась.
— Ну и как тебе хваленые «Skopsies»?
— Да так себе. Моя подруга Моника познакомила меня с ними. Мы после концерта заскочили поужинать в ресторанчик, так они там трепались только о фильмах Вуди Аллена, а я в этой чертовой классике вообще ни ухо ни рыло. Гораздо забавнее то, что я вчера вечером наткнулся на кузена, которого сто лет не видел. Я попытаюсь встретиться с ним сегодня.
— Ладно, только если что, дай нам знать — мы перепрограммируем систему охраны.
— Ты посмотри какая ранняя пташка тут у нас сегодня, — улыбнулся Мустафа, переступая порог кухни и протягивая Алисе ее кевларовую пулезашитную накидку. У него был сильный южно-миннеаполисский акцент, который так забавно звучал в этой типично бруклинской квартирке, оборудованной новейшими системами охраны, что я невольно ухмыльнулся. — Как «Skopsies»?
— Да не то, чтобы очень.
— А как там у Моники дела? - спросил Мустафа. Он терпеть ее не мог еще с той норы, когда и он, и она жили в южном Миннеаполисе и работали на той же станции, что и я.
— Она микродировалась. В амазонку.
— Гм! — сказал Мустофа и обменялся с Алисой многозначительным взглядом.
— Некоторые предпочитают естественное состояние, — сказала Алиса нарочито ядреным акцентом кокни.
— Некоторым уже пора отправляться на работу, — заметил Мустафа, разворачивая накидку. Он помог Алисе закрепить ее на плечах, затем вытащил из клозета свой броневой плащ и тоже в него облачился.
— Не забудь сообщить нам о своих планах, — бросила на ходу Аписа, проскакивая через дверь, с которой компьютер снял на несколько десятков секунд защиту. — Мы собираемся в пятницу поужинать в городе. Пойдешь с нами?
— Заметано, — ответил я.
Убедившись в том, что охранная система заработала снова, я поплелся к софе и вновь провалился в сон.
Пробило аккурат три часа дня, когда я проснулся — если верить антиквариату, висевшему на стене. Я отправился в ванную, расправился с изрядно отросшей щетиной, принял душ и набрал на кухонном комбайне код чашки кофе. Восседая на скрипучем стуле и рассеянно поглядывая на противоположную стену, покрытую психотропно-розовой шелушащейся краской, я пил кофе, жевал пончик со сливочным сыром и думал о Джонни.