В описаниях общества конца ХХ – начала ХХI века упоминания “информационного”, “сетевого”, “интерактивного” города играют важную роль[381], но только первое из трех определений было разработано и включено в научный глоссарий[382]. В целом же социокультурные изменения, характерные для современных мегаполисов, и новые формы организации городского пространства чаще всего маркированы прилагательным “глобальный” (реже – “мировой”) город. Есть ли необходимость в этой ситуации вводить еще и понятия “интерактивного города”[383] и “сетевого города”? Открывают ли они какие-либо новые познавательные перспективы или являются пустым умножением сущностей, бесплодной попыткой прикладывать еще модные, но уже не первой свежести эпитеты к любому социологически значимому термину[384]?
Понятие “интерактивный” или “сетевой”[385] город заимствовано у теоретиков, для которых сетевое общество определяется прежде всего через изменившийся тип социокультурной коммуникации, а не через совершенствование технологий и драматическое увеличение объемов информации. Хотя последнее очевидно связано с первым, в рассуждениях некоторых теоретиков сетевого общества, например Яна ван Дейка, отрицается технологический детерминизм. Специфика общества рубежа ХХ и ХХI веков связана с размыванием границ между создателем и потребителем сообщений, официальным и “низовым”, децентрализацией системы принятия решений: все это рассматривается как ответ общества на коммуникативные провалы второй половины прошлого столетия. Аналогичные процессы характеризуют и городскую жизнь. Взаимосвязь виртуального и физического, утрата городскими планировщиками монополии на организацию городского пространства, усиление роли сообществ позволяют развиваться insurgent planning – “планированию снизу”[386], основанному на инициативах горожан. Это, в свою очередь, изменяет всю городскую политику.
Как минимум две исследовательские конвенции делают небесполезным понятие “интерактивный город”: понимание города как Сети и установка на позитивные изменения городского пространства, производимые коллективным действием самоорганизующихся (или “самопрограммирующихся”) сообществ: инициативы grassroots.
Первая – город как Сеть, – с одной стороны, продолжает начатое еще Маршаллом Маклюэном размывание границ понятия “город”[387], превращения “городского” из конкретного пространственного объекта в форму медиакоммуникации. Но что более важно, указывает на город как на феномен, выходящий за пределы своих физических границ, продолжающийся в онлайн-дискуссиях и фантазиях о нем[388], которые благодаря сетевому качеству имеют тенденцию быстро и неподконтрольно воплощаться в материальном мире.
Вторая конвенция, составляющая понятие “интерактивный город”, обязана своим возникновением общему рационализму и оптимизму[389] теорий сетевого общества, основанных на вере в научный прогресс, “прямую” демократию, когда каждый готов и может быть причастен к изменениям. Коммуникация в этом случае весьма оптимистически оценивается как беспрепятственная.
Несмотря на общий эволюционистский характер теорий сетевого общества, проблемы города в них определяются вполне традиционно, в формате бинаризмов. Город – это пространство свободы и меритократии или же жесткая конструкция, трансформирующая любого, кто в нее попадает, согласно безжалостным законам производительности? Это подвижная среда, совершенствуемая ее обитателями, или опасная, антиэкологичная, наполненная мусором и злоумышленниками клоака, управляемая теми, чья единственная цель – удержание власти?
В своей статье я предлагаю сконцентрировать внимание на оптимистических сценариях, признавая при этом правомочность сомнений в их реалистичности. Рассмотрим, как актуализировано пространство города в теориях сетевого общества, каким образом понятия теории новых медиа могут быть применимы к описанию форм активности горожан. Может ли подобная методология способствовать не только пониманию особенностей функционирования и воспроизводства пространства современного города, но и изменению роли горожан в определении и перенаправлении этих процессов? В каких формах возможна сегодня децентрализованная система принятия решений в процессе городского планирования?
381
Статья подготовлена в рамках научно-исследовательского проекта “Интерактивный город: коммуникативные практики, пространства, медиа” Школы актуальных гуманитарных исследований Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.
382
383
Например, понятие “интерактивный город” легло в основу названия летней школы, посвященной роли арт-интервенций в ресемантизации городского пространства, а также является названием сообщества в фейсбуке, объединяющего участников grassroots– инициатив по изменению облика Москвы.
384
Интересно, что словосочетание “интерактивный город” часто используется в названиях строительных и риелторских фирм, а также других компаний и бизнес-инициатив.
385
Термины “интерактивный” и “сетевой” не отражают всей сложности современных коммуникативных процессов, о чем будет сказано далее, но продолжают выступать в качестве основных маркеров медиасистемы ХХI века.
386
См., например:
387
Я имею в виду снятие классической оппозиции между “городом” и “деревней” (Г. Зиммель) в понятии “глобальная деревня”.
388
Например, эта тенденция отражена в цитате с сайта Мосгорчат (http://mosgorchat.ru/ ). Аавторский стиль полностью сохранен: “…соотношение онлайн-офлайн меняется самостоятельно в зависимости от различных условий – солнечной или дождливой погоды, наконец. ‹…› Два города: город реальный и город виртуальный – продолжение реального городского пространства.
В городе реальном общение, скамеечки, велосипеды и прочие прелести – все это под солнышком, в выходной день (в целом, все как сегодня).
В городе виртуальном – все то же самое. Под покровом ночи, рано утром перед самими мероприятиями, в пасмурную погоду и в будни”.
389
Разоблачения “обратной стороны Сети” к началу второго десятилетия ХХI века сложились в систему серьезных аргументов в работах Ю. Хабермаса, Э. Гидденса и др., но создатели сетевых теорий, например М. Кастельс или Я. ван Дейк, неохотно включают критику в концепции сетевого общества, рассматривая последнее как способ разрешения давних социальных проблем за счет освобождения интеллекта и снятия ограничений на коммуникацию.