Оломоуц – пятый по величине город Чехии. Не маленький по здешним меркам, но затерявшийся в транспортных путях и экскурсионных маршрутах между столицами. После того как столицей Моравии стали называть Брно, Оломоуц превратился в город на периферии, в “незаслуженно забытый”, как пишут авторы популярных путеводителей, – здесь находится второй по величине после Праги исторический центр. Сейчас в городе проживает около 110 тысяч человек. А в его университете, одном из старейших в стране, учатся около 20 000 студентов. Оломоуц – Мекка для иностранных студентов, особенно будущих медиков, и предмет ностальгии более чем для 20 000 бывших советских военнослужащих и членов их семей.
Мое студенческое утро в этом городе начинается вроде бы с конца – с конечной остановки “Нержедин, Крематориум” на трамвайном кольце. На “Крематории” выходят в основном бабушки-дедушки и студенты факультета физической культуры. Старики идут навещать могилы, студенты – вести здоровый образ жизни в аудиториях неподалеку.
Электронное табло на остановке покажет, что через n-минут начнется мой день. Мы, в перерыве между концом и началом, с бутербродами, водичкой и конспектами-ноутбуками, счастливые и галдящие, стоим на этой стороне жизни в ожидании трамвая в центр. На другой – часто и беспорядочно ходят люди в черном. Пока студенты-медики судорожно доучивают строение скелетов и мышц, кто-то превращается в пепел.
Но наш путь – только вперед. За остановкой “Кладбище” появится остановка “У Кафе”, потом будет то ли “Виселица”, то ли “Отшиб” (точный перевод названия “Шибеник” никто из моих чешских знакомых так и не назвал), и все – город проглотит предместье, называя остановки более серьезно: именем историка Палацкого, “Площадью Республики”, “У собора”. Между ними вклинится – так же неуклюже, как и архитектурно, – “Дом торговли «Приор»”, построенный в социалистические времена и по массивности спорящий с громадиной католического собора XV века прямо напротив. Запланированный социалистический консюмеризм должен был победить веру в божественное начало. И, видимо, отчасти победил: спустя 20 лет после крушения коммунистической идеологии чехи остаются одной из самых атеистических наций в Европе[67]. Универмаг сегодня, как и несколько десятилетий назад, задает смысл поездке в центр города. Однако что-то неизбежно утрачивается. Город словно в какой-то момент теряет свою многомерность. Сегодня универмаг – всего лишь один из ряда торговых центров. На старых же фотографиях, сохранивших счастливые лица членов офицерских семей, запечатленных “на фоне”, универмаг – символ заграницы, вполне осязаемое воплощение потребительского рая.
Пожалуй, названия остановок в Европе – это как названия улиц – жизнь через прошлое в настоящем[68]. Имена незаметно воспитывают нас. Потом трамвай выбежит к названиям, появившимся сравнительно недавно: “Энвелопа”, “Сигма”, – приближаясь к железнодорожному вокзалу. Как испугавшаяся гусеница пересекает возрастные кольца деревянного обрубка, пересекает трамвай город. Ну а мне нужно лишь 13 минут, чтобы переместиться с окраины к центральному зданию университета, или от настоящего к прошлому.
Мы, молодые, оставляем мертвых на окраине и завоевываем право на город, в котором многие уже искали, теряли и находили.
Вечером, заменяя интерьер кафе вагоном трамвая, студенческий интернационал активно обсуждает на глобише[69] предстоящую вечеринку или особенности чешского пива. Местных ближе к кладбищу становится все меньше, а разговоры – все громче. Когда-то в школьном автобусе из магнитолы гремели песни и ребятня подпевала хором.
Это три четверти моего аудиокурса по голландскому, список дел в ежедневнике, просмотренные по диагонали тексты. При условии, конечно, если всем бабушкам в трамвае хватит места и мне не придется вставать. Здесь очень вежливые подростки. Забавно: чаще уступают место девочки. Вероятно, для того, чтобы тут же на законных основаниях усесться на коленки к мальчикам. Не помню, чтобы я хоть раз видела укоризненный взгляд стоящего пожилого человека, обращенный на сидящую молодежь. Скорее всего, окинув быстрым взглядом вагон, в случае отсутствия свободных мест, старик или старушка развернутся спиной, и потом чуть ли не звать приходится, если проморгаешь скользнувший по тебе взгляд. Правда, в вечерних трамваях есть и те, кто никогда не сядет, несмотря на преклонный возраст, – ведь они едут в театр или из него, поэтому складочки на пальто недопустимы.
67
Special Eurobarometer 225/Wave 63.1 – TNS Opinion and Social. Social values, Science & Technology. 2005. Available at: http://ec.europa.eu/public_opinion/archives/ebs/ebs_225_report_en.pdf .
68
69
Ориг.