Предлагаемые способы разговора о городе позволяют уловить специфику проживания города, делая описание “живым”, а город сложно переплетенным, эмоционально насыщенным, находящимся в движении. Персонажи и сообщества, “практики микробного уровня”[12], создающие, приспосабливающие и переустраивающие конкретные места (улицы и площади, транзитные пространства), изменчивые состояния города и городские ситуации, специфика отдельных городов и многое другое получают возможность быть проговоренными. При этом исследователь, отправляющийся в город, должен осознавать, что существуют пределы проговариваемого – город не всегда может быть одет в слова. Нередко это связывается с “заколдовыванием”[13] города, сохранением его таинственности. Например, в статье Егора Шевелева таинственность и связанные с ней недосказанность и множественные умолчания создают городские места, а исчезновение флера тайны превращает их в обычное и банальное, встроенное в повседневный порядок. Такая ситуация вполне вероятна. Однако, мы полагаем, возможна и иная недосказанность. Обозначение пределов проговариваемого важно постольку, поскольку некоторые городские явления еще не конституированы как нечто определенное. В этом случае язык создает обманчивое представление об их кристаллизованности, четкости и самом факте их существования. Останавливаясь “на пороге”, исследователь своими интуициями и ощущениями гораздо более точно и тонко схватывает зарождающиеся места и события городской жизни, превращая свои чувства и эмоциональные опыты в действенный инструмент исследования[14].
Микроурбанизм самим своим названием предполагает работу с мелочами и деталями городской жизни. Наш интерес к деталям во многом вдохновлен общей атмосферой текстов Вальтера Беньямина, соблазнительно сочетающих “микроскопическое зрение” и “тягу к общей теории”[15]. Сюзан Зонтаг, бережно разоблачающая магию беньяминовских работ, подчеркивает многозначность “мелочей” и эффекты масштабирования: “Уменьшить – значит сделать удобным для переноса ‹…› уменьшить – значит еще и утаить, ‹…› сделать бесполезным. До гротеска сведенное к малости освобождено от прежнего смысла: главное в нем теперь – крошечная величина, и только. Это и образ целостности (иными словами, полноты), и воплощение фрагментарности (то бишь несоизмеримости). А потому миниатюрное – предмет незаинтересованного созерцания, грезы”[16].
Обнаружение детали невозможно без изменения режима зрения исследователя – деталь доступна лишь “близкому взгляду”[17], она переводит зрение исследователя в режим вглядывания и разглядывания. Выбирая детальный взгляд на город, мы неизбежно сокращаем дистанцию по отношению к нему, обозначаем себя как исследователей в городе. Погружение исследователя в водоворот городской жизни дает возможность не только увидеть город, но и ощутить его – услышать, почувствовать запах, попробовать на ощупь. Именно такую возможность ощутить город и предлагают ряд авторов этого сборника – город звучит в текстах Екатерины Бунич и Андрея Возьянова и становится осязаемым в статьях Александры Ивановой и Егора Шевелева. Спектр ощущений, в свою очередь, производит близкий город – город прикосновений, звуков и шорохов, запахов и ароматов: касание в отличие от взгляда производит близость, интимность, а звук соединяет, создает камерное пространство[18].
Мы полагаем, что зачастую именно через детали можно выйти на анализ городской социальности[19]. При этом работа с нюансами и деталями предполагает концептуализацию. Это отнюдь не этнография детали, не препарирование города на атомы, но попытка реконструировать его связанность, включить деталь в сложные сети взаимодействия, символические системы, как это происходит в статьях Ольги Ткач, Лилии Воронковой и Олега Паченкова, Романа Абрамова. Городские свадьбы, блошиные рынки и заброшенные места для авторов не только забавные курьезы. Их исследование позволяет зафиксировать и понять, как складывается и (вос)производится городской порядок.
Наше понимание детали принципиально двойственно, для нас деталь – это и инструмент познания, и инструмент действия (means of knowledge, means of action)[20]. Деталь в данном случае – это не только то, что может быть выхвачено/выпадает из сети привычных отношений и систем значений[21], а значит, наглядно демонстрирует их относительность и изменчивость. Деталь – это также стартовая точка социального творчества, стимул и возможность создания новых смыслов и конвенций отдельными горожанами и сообществами. Деталь отсылает нас к творческому производству города. Она делает город человекосоразмерным, превращает его в то, с чем можно сладить, что можно изменить и переделать. “Размер имеет значение…” С маленькими предметами проще обращаться, благодаря им пространство легче фрагментируется и переопределяется, а периферийные смыслы и воплощающие их предметы нередко становятся точками создания новых символических систем. Как, например, “любовные замочки”, не только ставшие запоминающейся интервенцией 2000-х, но и положившие начало новому городскому ритуалу, периодически образующие новые городские места и усиливающие притягательность уже существующих, а также гарантирующие стабильную прибыль огромному числу уличных торговцев и продавцов сувениров[22].
13
Заколдовывание (enchantment) – один из популярных концептов в современных городских исследованиях. Появляется как оппозиция идее расколдовывания мира (М. Вебер) – увеличения рациональности, прозрачности, предсказуемости социального мира в целом. Будучи “социальными лабораториями” модерности, города рассматриваются как авансцены рациональности и центры создания понятного и прозрачного мира, благодаря множественным изменениям повседневной жизни. Наиболее отчетливо рационализация города проявляется в появлении четкой городской планировки и навигации (указателей и наименовании улиц), создании фиксированных маршрутов и расписаний общественного транспорта, эксплицированных и разделенных правил городской жизни (см., например:
14
Любопытно, что ряд современных аналитиков рассматривают заколдовывание или, точнее,
15
18
См.:
19
Сходная попытка в англоязычной дискуссии предпринимается более чем репрезентативной географией – направлением, предложенным в 2005 году Хейденом Лоримером и впоследствии поддержанным рядом британских социальных географов. Сосредоточение на нюансах и частностях в данном случае становится аналитической стратегией, обеспечивающей переход к описанию более широкой социальной организации, выявлению центральных культурных категорий. См.:
20
21
22