Когда парень проходил мимо, Валерик неуверенно кивнул. Сначала ему показалось, что он видел этого человека на одной из вечеринок, где был вместе с Лерой и Львом. Потом Валерик усомнился. Он шёл к дому, прижимая к себе тёплого, разомлевшего малыша, и мучительно раздумывал, как называть гостя: на ты или на вы. Но называть не пришлось. Парень поставил сумки и коляску на крыльце и молча ушёл, махнув на прощанье рукой. Мотор зажурчал и утёк вместе с машиной.
Лера была где-то в доме. Валерик потоптался перед дверью: он не мог открыть её сам, пока на руках у него был спящий ребёнок.
Пришлось сесть в плетёное кресло на крыльце. Он сидел так минут двадцать, пока Лера всё-таки не вышла на крыльцо. Она переоделась в старые джинсы, белую футболку и джинсовую короткую куртку. Всё это очень шло ей, хотя для поездки с крепким парнем она предпочла более легкомысленную одежду.
В руке Лера держала недоеденную булочку.
– Спит? – спросила она, усаживаясь в соседнее кресло и слизывая белые крошки с нижней губы.
– Спит, – тихонько ответил Валерик, а потом прибавил: – Крепко.
Лера улыбнулась.
– Не много вещей на один вечер? – спросил Валерик, взглядом указав на сумки. – И как ты поедешь обратно? Или он вернётся?
– Нет, не вернётся. Мы надолго приехали, братишка, – и Лера нервно усмехнулась. – Дышать приехали свежим воздухом. А то в квартире... душно.
Лера сделала перед словом "душно" такую красноречивую паузу, что Валерик понял: пока его не было, они не на шутку поругались с мамой.
Хотя не будь этой крошечной паузы, этого еле заметного нажима, он вряд ли воспринял слова не буквально.
Лере всегда было мало воздуха. Пока мамы и Валерика не было дома она распахивала настежь все окна. Мама сильно ругалась. Лера огрызалась в ответ.
– Мама тебе что-то сказала? – спросил её Валерик.
– Да нет, – Лера пожала плечами. – Просто тут ребёнку лучше. Правда?
И Лера внимательно посмотрела на брата. Валерик смутился.
– Так-то оно так, – сказал он задумчиво, – вот только как же?..
Лера засмеялась: громко, так что малыш недовольно заворочался у Валерика на руках.
– Ты чего смеешься? – почти обижено спросил Валерик.
– Вот это фраза! – Лера криво усмехнулась. – Умеешь ты, братишка, красиво сказать.
– Я имел в виду, – Валерик расстроился и даже немного разозлился, – что мне завтра на работу. Я хотел уехать сегодня на восьмичасовой маршрутке.
– Ну и едь, – Лера отвернулась и равнодушно откусила ещё кусочек булочки. Снова слизнула крошки с губы. Стала медленно жевать.
– А как же вы?
– А что – мы?
– Одни тут будете ночевать?
– Ну и что? – Лера пожала плечами. – Подумаешь! Зато завтра с утра пойдём гулять по лесу.
– Н... н... – Валерик мотал головой, и с губ его слетал странный, похожий на глухонемую "н" звук.
– Чего мычишь? – поинтересовалась Лера.
– Ну как вы тут одни? То пьяные пройдут, то бомж этот странный. Вчера опять его тут видел. Фейерверки запускают. Бабахают. Вдруг испугаетесь? Или вдруг случиться что-то, а ты тут одна с маленьким? Ну как, ну как ты справишься? Даже в туалет не отойти.
Лера смотрела на него в упор, не мигая, как смотрят маленькие дети, которые уверены, что знают правильный ответ, но не меньше уверены в том, что взрослые сделают по-своему.
– Лера, ну на работу же... – Валерик почувствовал себя неуютно, – если бы ты хоть предупредила.
– Валерочка, я молчу! Заметь: сижу и молчу! Я просто приехала пожить на дачу, которая принадлежит отцу моего ребёнка! Ты здесь вообще не при чем.
Лера откинулась на спинку кресла и крашеные красным лаком ивовые прутья жалобно скрипнули. На её лице читалось нескрываемое раздражение.
– Я поеду завтра утром. Ну в самом деле, могу и отсюда поехать. Да, Лера?
Она пожала плечами и выбросила булочку. Та описала в воздухе небольшую дугу, стукнулась о ступеньку крыльца, подпрыгнула и скрылась в траве под кустом крыжовника.
– Как хочешь, – сказала она наконец. Тон её немного помягчал.
– Хорошо, – сказал тогда Валерик. – Значит, еду завтра с утра. А вечером заскочу домой, возьму вещи, еды куплю по дороге и приеду к вам ночевать.
Малыш завозился на его руках и, захныкав, проснулся. Лера встала, подхватила его под мышки и скрылась в доме. Валерик остался сидеть на крыльце. Сердце его поднялось к горлу и больно било в кожу изнутри, силясь попасть то по ключице, то по подбородку. Валерик думал о том, что какое-то время, пока Лере не надоест – а случиться это могло уже очень скоро, потому что Лера ненавидела некомфортные дачные условия – какое-то время они будут жить как семья. Только они. Вместе. Втроём.
Вечером Валерику было плохо. Он выключил свет и отчаянно мёрз, глядя, как за окном сочувственно покачивает лохматой головой высокая и тёмная сосна.
Лера заняла его прежнюю комнату, потому что вторая, большая, была проходной, а третья была завалена хламом, который жаль было выкинуть.
Она открыла окно и улеглась спать, положив маленького Валеру рядом с собой: детской кроватки тут не было.
Валерик устроился на гостевом диване в большой комнате. Печка обиженно молчала: Лера не разрешила её затопить. Не было мягкого гудения огня, оранжевых отблесков и нежных волн печного спокойного дыхания, когда она, согревшаяся, отгоревшая, засыпала.
Валерик мерз, кутался, поджимал под себя ноги, потом встал и вытянул из шкафа ещё одно одеяло. Одеяло не спасло, он всё равно чувствовал дуновение сквозняка из-под Лериной двери, холодное и неприятное, как мокрое полотенце, которое мама клала ему на лоб во время жара.
Валерик хотел взять ещё и плед, но постеснялся, он боялся выглядеть глупо: представил себе, как Лера утром выходит в комнату и видит его, лежащего бесформенной кучей под тремя одеялами.
Он постепенно то ли согрелся, то ли привык – и уснул. Сон был тревожный, неровный, странный.
Там была Лера, и она всё время произносила какие-то странные слова: "...изнутри крови... изнутри крови..."
– Ты внутри меня? – спрашивал Валерик.
– Нет, – она то ли пела, то ли хныкала; её хныканье было похоже на звуки, которые издаёт недовольный младенец, – у тебя внутри кровь, а я изнутри крови, с изнанки...
Валерик не мог понять и хотел подойти ближе, но Лера отворачивалась, и он видел только её бледно-рыжие волосы, спутанные, словно не расчесанные после беспокойного сна. Это была сетка, ажурное сплетение. Во сне Валерик вспомнил, что вдохнул сегодня споры арцирии и спросил себя, не могут ли они теперь быть внутри него, внутри его крови. Он подошёл совсем близко к Лере, так что видел одну только прядь её волос. Локон, похожий на выцветшую головку арцирии обвелаты. Спорангий был совсем высохший, тусклый, он лежал в коробке, и когда Валерик наклонил его, жалобно зашуршал, чиркнув по картону высохшим краем.
Шорох был долгим, жалобным, и Валерик испугался, что Лера погибла совсем, навсегда, ведь она не была миксомицетом, который мог пережить что угодно, кроме, пожалуй, открытого огня.
Шорох был долгим, Валерик проснулся. Шуршала, открываясь, дверь в Лерину комнату. Её неровный край всегда чертил по доскам пола, но только теперь Валерик осознал и прочувствовал этот звук.
Он вскочил, пытаясь всмотреться в темноту, сообразить, сколько же он проспал. Что-то тяжело и влажно шлёпнулось на пол. Снова зашуршала, закрываясь, дверь.
Валерик встал посмотреть. На полу лежал разбухший памперс. Валерик поднял его. Памперс был очень тёплым и немного влажным. Под пальцами неприятно перекатывалось что-то вроде геля. От памперса тёк тонкий и сладкий запах свежей младенческой мочи.
Валерик потоптался на месте и пошёл на крыльцо выбросить подгузник в приспособленный под мусорку пакет.
В Лериной комнате было тихо. Мама и малыш спали. Валерик тоже улегся.
Он опять спал беспокойно и опять просыпался среди ночи с дурацким ощущением расчленённости, потому что нос его едва ли не онемел от холода, а ноги и тело пылали жаром под двумя одеялами и оплывали потом.