носом в сгиб локтя.
Последнее время я только и делала, что ревела - тихо, практически беззвучно,
кусая губы или зажимая рот ладонью. Меня словно прорвало. Стоило кому-либо в
моем присутствии произнести имя учителя, и ком подкатывал к горлу, дыхание
сбивалось, к глазам подступали слезы. Помня о былой договоренности насчет
соплей и рыданий, я изо всех сил крепилась и глушила эти самые рыдания при
помощи неимоверных, просто титанических усилий. Но наступал момент, когда
никакие уговоры и напоминания не действовали, и я давала волю слезам, которые
могли литься часами, а потом страдала от мигрени и рези в опухших глазах.
Вот и сейчас я едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться - кусала до крови губы,
делала дыхательную гимнастику, плескала в лицо холодной воды. Но все ни
почем. Несмотря на все усилия, слезы упрямо вырвались из-под сомкнутых век и
заструились по щекам, увлажняя рассыпавшиеся по подушке волосы.
Чееерт!
До каких пор я буду прокручивать в голове нашу последнюю встречу с учителем,
это дурацкое признание, его напряженный взгляд, холодное, непроницаемое
лицо? Это пытка, честное слово. Как вообще вынести все это? Как смотреть
учителю в глаза после всего, что я ему тогда наговорила? Арсений Валерьевич,
конечно, делает вид, что ничего не было, постоянно интересуется моим здоровье -
у мамы, само собой, - передает через Ромку книги - одну интереснее другой. Уж
лучше бы он меня игнорировал, ненавидел... Было бы намного проще. Ведь я так
мерзко с ним поступила! Ради денег пыталась соблазнить, обманула насчет
беременности и наших отношений с Темным, ввела в заблуждение, появившись на
вечеринке в обществе его лучшего друга, да еще плюс ко всему "самозабвенно"
целовалась с этим самым другом у него на глазах и на глазах у примерно сотни
приглашенных гостей (да уж, если гости в таком же количестве заявятся на
свадьбу, плакал семейный бюджет молодоженов). И чего этим добивался Олег? Он
что, думал, что Арсений Валерьевич настолько влюблен в меня, что увидев меня в
объятьях другого, тут же отменит помолвку, отметелит самого Олега и, подхватив
меня на руки, умчится в заоблачные дали, на белом коне, в рыцарских доспехах и с
единственным желанием сделать МЕНЯ своей женой?
Какой бред! С чего Олег вообще взял, что Арсений Валерьевич любит меня? Мало
ли, как он на меня смотрит! Может, у него косоглазие или соринка в глаз попала
или еще что-то в этом роде. Да я же собственными глазами видела, как он
флиртовал со Светланой. Вот на нее он смотрел по-особенному. А я... Ну что я?! Я -
всего лишь ученица, которая практически заставила его заниматься с собой, вечно
его третировала, пыталась вывести из себя, спорила на него, поцеловать себя
попросила... Когда же это произошло, смалодушничала и трусливо сбежала. А на
утро злилась, увидев его такого любимого и такого далекого, деликатно
намекающего "а не убраться бы вам, мадемуазель, из моей квартиры?".
Хлопнула входная дверь. Я услышала голос мамы, и едва не свалилась с кровати,
когда на ее вопрос "чаю с нами попьете?" ей ответили голосом Арсения
Валерьевича "с удовольствием".
ОН здесь!
Как такое может быть? Это невозможно! Нет. Нет! Что, черт возьми, он здесь
делает? Книги его я все прочитала и вернула в том же виде, в каком они попали в
мои руки (некоторые вот даже подклеила, а одну разобрала на цитаты и методично
переписала все в тетрадку). Может в какой гербарий забыла, и он пришел, чтобы
вернуть мне его?
- Мила? Можно к вам?
Я так ошалела, что с трудом соображала, что делаю. Стремительно соскользнув с
постели, я запуталась в одеяле, грохнулась на пол, тут же вскочила на ноги,
испуганно озираясь по сторонам.
"Нет, - мысленно взмолилась я. - Только не входи. Прошу тебя, не входи. Я же
серая, всклокоченная, с грязной головой, и на мне идиотская пижама в розочку...
И я... я сейчас разревусь..."
Но мои мольбы не были услышаны. Предварительно тактично постучав, Арсений
Валерьевич вошел в комнату и замер - при виде растерянной и растрепанной меня,
а в следующее мгновение я увидела, как его губы - прежде неумолимо сжатые -
медленно растягиваются в насмешливой улыбке. Темно-карие глаза лихорадочно
блестели на осунувшемся лице.