Выбрать главу

мне? Я давно выкинула вас из головы. Вы были правы, когда сказали, что мы оба

ошибались, решив пойти на поводу у чувств, что ни вам ни мне это не нужно. Это

действительно так. Вы, уверена, будете счастливы со Светланой. А я... выйду замуж

за Темного или вообще буду жить одна, в свое удовольствие, как в фильме

"Девчата", помните?

Арсений Валерьевич, чье лицо все это время было странно напряженным, вдруг

хрипло расхохотался, слегка закинув голову назад.

- Браво, Мила! - усмехнулся он, когда закончил смеяться. - Вы, как всегда,

неподражаемы. Вам бы в театре играть. Или в кино сниматься. Но я понял суть.

Уговаривать не стану. Надеюсь, выбор вы сделали осознанный и о последствиях не

пожалеете.

На самом деле, я уже жалела о своих словах и была бы счастлива не произносить

всего этого. И вновь нежиться в его объятьях, наслаждаясь такой долгожданной

близостью.

Черт! Бедовая моя голова.

Но не могла же я забрать свои слова обратно - тогда уж точно все это будет

выглядеть по-детски.

И я промолчала. А ведь так хотелось закричать о том, как сильно я его люблю и

как отчаянно мечтаю быть рядом с ним - всегда, всю вечность.

Когда он уходил, я до крови кусала губы, игнорируя безудержным потоком

льющиеся слезы.

Браво, Мила. Теперь он точно не вернется. Никогда…

15

После фотосессий с учителями, скелетами и прочей школьной атрибутикой

одноклассники веселой жизнерадостной гурьбой отправились в парк - на новый

селфи-марафон, а я села в электричку и достала айфон.

Вдруг жутко захотелось вновь услышать голос учителя, но вряд ли он захочет со

мной говорить - после всего, что я ему наплела. Похоже, он сразу смекнул, что я

блефую, и теперь думает обо мне черт знает что.

- Алло? - вдруг раздался из трубки знакомый голос, и я ужасом осознала, что

набрала номер Олега - по ошибке.

Блин. И что мне ему сказать?

- Мила? Ты?

- Э... Да, я. Как... поживаешь? - бодро осведомилась я, приклеив к лицу одну из

своих незаменимых улыбочек а-ля Мэри Поппинс.

- Черт возьми, Мила! - почему-то обрадовались на том конце провода. - Где вы

сейчас? Ты с Сеней? Вот мерзавец! Он же признался тебе, да? Ты счастлива?

Слезы заструились по щекам, и я стала поспешно смахивать их с подбородка,

чтобы они не замочили чертов передник, который мама одолжила у бывшей

выпускницы. Потом шумно зашмыгала носом, давая понять, что я далеко не

счастлива, а наоборот - в полном раздрае.

- Милка! - рассмеялся Олег (вот же бесчувственный чурбан!). - Перестань

разводить влажность. Тебе не плакать, а смеяться нужно! Так вы сейчас где? Он

повел тебя в свою любимую пиццерию, да? Надеюсь, ты любишь пиццу? Он хоть

спросил тебя об этом? Погоди... Так ты поэтому плачешь? Ты терпеть не можешь

пиццу и не знаешь, как ему об этом сказать?

Вот же черт!

- Да не в какой мы не пиццерии! - заревела я, размазывая по лицу слезы

вперемешку с соплями. - И ни в чем он мне не признавался! Я отшила его,

понимаешь? Я сказала, что выйду за Темного или вообще останусь одна, как Тося

из "Девчат", а он пусть женится на Светлане, потому что... потому что так будет

лучше...

Последовала долгая пауза, в течении которой я продолжала бороться за

пристойный вид фартука, на котором слезы вперемешку с тушью могли оставить

безобразные разводы или пятна.

- Лучше? - наконец-то услышала я вибрирующий от с трудом сдерживаемой

злости голос Олега. - Лучше, Мила? Для кого? Ты хоть понимаешь, что натворила?

Он же любит тебя, тупая твоя башка! Он был готов отказаться от всего ради тебя.

Переступить через себя, запихнув подальше чертов здравый смысл, который так

долго держал его на расстоянии от тебя. И ты... взяла... и отшила его? Мила, где в

тот момент была твоя голова? Какого черта ты... Теперь ты понимаешь, что все

кончено? Другого шанса у тебя не будет...

- З-знааю, - зарыдала я еще сильнее. - Я с-сглупила, да. Я... я думала, что н-

недостойна его... что не заслуживаю такого, как он, п-понимаешь?

- А ты ведь действительно его не заслуживаешь, Мила, - "утешил" меня Олег. - Я

знал это с самого начала. Но я также знал, что он любит тебя, а значит он

разглядел в тебе то, что не могут видеть другие.