— Ты должна учиться прилежно, — наставляла женщина девочку с хвостиками, — чтобы потом всю жизнь не пришлось заниматься чисткой помещений после всякой нечистоплотной нечисти, как это делает твоя мать. Запомни три правила: не дерзи учителям, не устраивай бардак в доме и самое главное — никаких приключений. Примерное поведение и еще раз примерное поведение!
— Да, мама, — учтиво и послушно ответила девочка.
Мила решила остановиться в тени небольшого дерева, которое по счастливой случайности еще никем не было занято. Женщина в сиреневой кофточке и ее дети стояли всего в нескольких шагах от этого дерева, и Мила невольно продолжала слушать их разговор. Правда, ей было очень интересно узнать, как разговаривают между собой дети и родители в нормальных семьях.
— Ты должна брать пример с твоего брата Альфреда. Он самый старший мужчина в семье и единственный, у кого голова крепко сидит на плечах. Вот на кого тебе следует равняться.
Девочка в этот момент как-то странно посмотрела на того из своих братьев, который облокачивался на дерево. Почему-то Мила решила, что это, скорее всего, не Альфред.
— И не вздумай повторять за Альбертом его возмутительные выходки! — продолжала женщина, и в ее голосе прозвучало возмущение.
— Это ты о том случае, когда Берти превратил портфель преподавателя в блюющую свинью? — спросила девочка с явным неодобрением в голосе.
Ее мать тихо ахнула, потом одной рукой закрыла рот себе, а другой дочери.
— Ты что говоришь!? — процедила она, не отнимая ладонь от лица.
Она оглянулась по сторонам, видимо, проверить, не слышат ли их посторонние, и тут же ахнула еще громче, заметив трубку во рту одного из своих сыновей и отлетающие от нее дымные облака в виде свиного пятачка и скрученного кукиша.
— Альберт! — воскликнула женщина, вырывая трубку у него изо рта. — Не смей курить!
— Но, мам, — гнусавя, возмутился Альберт, пытаясь удержать трубку зубами, — у меня еще каникулы!
— Ничего знать не хочу! — не оставляя своих попыток отобрать трубку, сказала его мать. — Твой отец никогда не курил! Твой дед никогда не курил…
— А мой прапрапра… — заявил Берти, вынимая трубку изо рта и ловко пряча за спину. — Этот мой далекий пращур, по вашей, между прочим, матушка, линии, смолил, как паровоз, хотя тогда не было еще паровозов. И курил он не что-нибудь, а сушеную белену, от которой мерещатся летающие свиньи и плавающие на спине лапами кверху тарантулы!
Женщина растерянно уставилась на сына, хотя ее глаза все еще метали молнии. Не зная, что ему ответить, она повернулась к дочери и тоном, не терпящим возражений, заявила:
— Вот! Вот этого чтоб не было!
— Да, мама, — согласилась девочка, буравя возмущенным взглядом брата. Она явно была на стороне своей матери.
Женщина принялась что-то тихо выговаривать своему непослушному сыну, но Мила ее уже не слушала, потому что в этот момент заметила направляющегося к ней Ромку. Он помахал ей своим билетом и, поравнявшись с ней, спросил:
— У тебя билет на какой дилижанс?
Мила опустила глаза на красивую блестящую карточку и ответила:
— Номер четыре.
— Здорово! — обрадовался Ромка. — У меня тоже.
В этот момент мимо них прошла остроносая женщина со своими дочерьми. Младшая буквально тащила за собой на поводке жабу. Несчастное существо волочилось по земле, даже не перебирая лапами.
— По-моему, — сказал Ромка, глядя им вслед, — это — не знаю, как оно называется — вот-вот скончается без воды.
Поблизости раздался пронзительный звон и, обернувшись, Мила увидела толстого человека в униформе. На груди у него была нашивка: «Вокзальный», а в поднятой руке он держал небольшой позолоченный колокольчик, который бодро и призывно звонил.
— Дилижансы отправляются! Дилижансы отправляются! — голосил Вокзальный. — Путешествующим, желающим доехать до места назначения живыми и невредимыми, настоятельно рекомендуется не высовывать головы из окна во время поездки! Внимание, внимание! Дилижансы отправляются…
Ромка и Мила с недоумением переглянулись, удивившись такому странному предупреждению, и отправились на поиски своего дилижанса. Когда они увидели цифру четыре на выпуклом красно-бордовом боку одной из больших карет, тут же, у двери, уже стояли девочка с жабой и ее мать.
— Платина, следи за сестрой, — сказала остроносая дама старшей дочери. — Я поеду в другом дилижансе.
— Угу, — отозвалась Платина, у которой был скучающий и очень надменный вид; ее младшая сестра в этот момент забралась в дилижанс.
Следом за ними внутрь вошли и Мила с Ромкой, устроившись на сиденьях возле окна, друг против друга. Меньше чем через минуту все места были заняты, и карета двинулась в путь.
Очень скоро шеренга дилижансов выехала из лесополосы, которая окружала Вокзальную площадь, и за окнами замелькали поля, усеянные красными маками так обильно, как будто недавно выпал маковый дождь. Мила никогда не видела столько маков. Но поля скоро остались позади, как и ровная дорога. Теперь резкие спуски чередовались с подъемами, а повороты влево — с поворотами вправо. Дилижансы неслись по удивительной местности, где подножия гор были укрыты зелеными лесами, а голые каменные вершины купались в солнечных лучах.
Оторвавшись от созерцания необыкновенных видов природы, Мила решила присмотреться к пассажирам дилижанса, останавливая взгляд на уже знакомых лицах.
Дочку остроносой дамы, похожую на пончик, звали Алюмина. Мила слышала, как она представилась своим соседкам. Громким голосом она хвасталась:
— Моя мама ужасно умная — у нее высшая степень алхимика. Она преподает в Думгроте, и все ее очень уважают. Она училась алхимии за границей. И знаете что? Она может любой металл превратить в золото.
Ее соседки восхищенно заахали, а Ромка с сомнением посмотрел на Алюмину и спросил:
— А где же твоя золотая карета? Или ты ее перепутала с этой своей гадкой жабой?
— Ты это о чем? — растерянно заморгала Алюмина.
— Если твоя мамочка может из чего угодно наделать золота, то почему же ты едешь со всеми в дилижансе, а не в золотой карете? Или бессовестные золотые кареты каждый раз превращаются в тыквы?
Алюмина напрягла свой толстый подбородок, так что он сморщился, покраснел и стал похож на раздавленный помидор. Она чванливо хмыкнула и, всем своим видом показывая пренебрежение к Ромкиному невежеству, демонстративно отвернулась, продолжив разговор со своими соседками, но уже не так громко.
— Терпеть не могу учительских детишек, — поделился Ромка с Милой. — Думает, раз ее мать ведет уроки алхимии, то она теперь будет местной звездой и все станут ей поклоняться. Как бы не так!
— А мне жаль ее жабу, — сказала девочка с хвостиками, которая сидела рядом с Милой.
— Она называется Пипа Суринамская, — отозвался с сиденья позади Милы брат этой девочки, которого Мила запомнила как Альфреда. — Обитает в Суринаме, Бразилии и Гвиане. Ведет водный и околоводный образ жизни…
— И то, что она до сих пор не откинула лапы, позагорав на солнышке, — вставил другой брат девочки — Альберт, обернувшись вслед за Альфредом, — это просто досадное недоразумение. Вид у нее — страшнее атомной войны.
— Берти, как ты можешь! — воскликнула его сестра. — Она такая несчастная. Мне ее ужасно жалко!
— Сестрица Белка, тебе нужно что-то делать со своим характером, — посоветовал Берти. — Если тебе в ложку случайно заберется таракан, а ты его потом по чистой случайности отправишь в рот и раскусишь напополам — тебе и его будет жаль. А у другого человека в такой ситуации случился бы приступ рвоты…