Зонтик тотчас подпрыгнул в воздух, и по матерчатому куполу поползли разрывы, как будто кто-то невидимый разрезал ткань чем-то острым. Спустя несколько секунд разорванный и бесполезный зонтик упал на мокрую брусчатку дороги. Теперь он выглядел таким жалким, как живое существо, которое жестоко изувечили — воплощение немого вопроса «За что?»… Подарок Гурия Акулине. Мила сделала глубокий вдох и перевела взгляд на Лютова.
— Что скажешь? — обратился он к ней. — Не хуже тебя владею Чарами Сечения, нет?
— Ублюдок ты, Лютов, — тихо сказала Мила.
Он перестал улыбаться и шагнул к ней.
— В этот раз он тебя не защитит, я прав? Ну! Где он — твой Ромео?
Лютов злорадно усмехнулся ей в лицо и со злостью прошептал:
— Ай-ай-ай, кажется, он умер.
В первый момент Милу словно окатило кипятком, она даже перестала чувствовать холод дождевых струй, стекающих по ее коже. Да как у Лютова хватило наглости вообще вспоминать о Гарике?! Но уже в следующий миг ею овладело странное спокойствие. Она посмотрела на Лютова и негромко сказала:
— Даже мертвый он стоит больше, чем ты живой. Даже мертвого его помнят и любят. А ты… Ты по-прежнему никому не нужен, Лютов. — И почти шепотом, едким и равнодушным, добавила: — Никому-никому не нужен.
Его ноздри раздулись, а рот искривился.
— Надо было дать тебе упасть тогда, — прошипел он, — чтобы ты сдохла.
— Что ж ты не дал? — парировала Мила.
— Это всегда можно исправить!
Он вскинул руку, и черный морион уставился Миле в лицо. Сияние камня наполнилось иссиня-черным светом, и Мила тотчас почувствовала, как голова становится тяжелой, наполняется неясным гулом и голосами, смутными и неотчетливыми. По ногам пробежала дрожь, а колени охватила странная слабость. В тот момент, когда Мила почувствовала, что начинает оседать на мостовую, с лицом Лютова произошло что-то странное. Злоба и ненависть сменились растерянностью. Он словно удивился чему-то. Опустил руку. Чары мориона тотчас отпустили Милу.
— Рем! — позвал он и велел: — Разберись с ней. Покажи ей, кто чего стоит.
Лютов отошел, пропуская вперед своего приятеля. Маленькие глазки на вытянутом лице Воронова посмотрели на Милу многообещающе. Его на редкость неприятное лицо со сросшимися на переносице густыми черными бровями и тонкогубым ртом искривилось в ухмылке. Мила пренебрежительно хмыкнула и демонстративно отвернулась от него.
— Блема хора! — в тот же миг воскликнул он, и Мила почувствовала, как щеку полоснуло болью.
Она поднесла руку к лицу и посмотрела на испачканные кровью пальцы. Мила не глядела на Воронова, но знала — прямо сейчас он ждет, когда она покажет, что ей больно, что она испугалась, боится его. Так и не удостоив Воронова вниманием, словно он был пустым местом, Мила нашла взглядом Лютова. Тот стоял в стороне, скрестив руки на груди, и наблюдал за ней, угрюмо и пристально. Мила усмехнулась.
— Что такое, Лютов? А сам? Или ты теперь только с зонтиками драться можешь?
— Блема диес! — озлобленно крикнул Воронов.
Боль хлестнула по другой щеке, заставив Милу откинуть голову в сторону. Она непроизвольно поморщилась и снова повернулась к Лютову, продолжая игнорировать его приятеля.
— Нил Лютов — гроза зонтиков! — с нарочитой иронией провозгласила она и, не удержавшись, хихикнула.
— Блема хора! — снова воскликнул Воронов, и в этот раз боль разрезала лодыжку.
Ноги Милы невольно подкосились. Она упала на колени, и лужа под ее ногами тотчас окрасилась в красный цвет. Мила наконец подняла глаза на Воронова. Тот ухмыльнулся, обрадовался.
— Сочувствую, — невозмутимо сказала ему Мила. — На такого урода, как ты, девушка обратит внимание только в том случае, если ты ее хорошенько порежешь.
Лицо Воронова исказилось в приступе бешенства.
— Блема стабилис! — сквозь рычание выкрикнул он и уже занес руку, чтобы нанести Миле еще одну рану, но внезапно рядом с ним возник Лютов и, схватив Воронова за запястье, удержал его руку в воздухе. Сгусток сияющей магии взлетел вверх и растворился без следа в небе, исчерченном дождевыми струями.
— Хватит! — приказал Лютов и грубо откинул руку приятеля в сторону.
Несколько секунд Воронов смотрел на Лютова удивленно, потом нахмурился и, не скрывая досады, сплюнул. Но, несмотря на разочарование, послушался и отошел.
Лютов повернулся к Миле и проследил, как она поднимается на ноги.
— Зонтик не забудь, — холодно сказал он, повернулся к ней спиной и, не замечая дождя, последовал за приятелем.
Глава 6
Признания
Ежась от холода, Мила быстрым шагом миновала мост надо рвом. Приблизившись к тамбуру Львиного зева, лишь мельком глянула на свесившего хвост вниз каменного льва — в его раскрытую пасть лил дождь. Хранитель меченосцев, казалось, смотрел с укором, словно обвинял обитателей этого места в том, что его посадили здесь под дождем.
Войдя в прихожую, Мила остановилась и прислушалась. В Львином зеве было тихо — ни голосов, ни движения. Ничего удивительного, ведь до окончания летних каникул оставалось еще много времени, почти месяц.
Вдруг сверху, со стороны лестницы, раздался заливистый собачий лай. Мила улыбнулась. Не успела она сделать и шагу, как на площадку между первым и вторым этажом выпрыгнуло существо с собачьей мордой и чешуйчатым хвостом, как у большой ящерицы.
— Шалопай! — радостно воскликнула Мила, опускаясь на корточки.
Драконий пес с разбегу прыгнул прямо на нее и едва не повалил на пол. Обняв своего питомца за шею, Мила уткнулась носом в мягкую бурую шерсть. Не желая терпеть ее человеческие нежности, Шалопай высвободился из объятий и, вывалив наружу синий язык, принялся лизать лицо хозяйки.
— Эй, не надо меня слюнявить! — воспротивилась уже Мила.
Она изловчилась схватить Шалопая за уши и, заглянув в большие янтарные глаза, с улыбкой от уха до уха сообщила:
— Как же я по тебе соскучилась, чешуя ты драконья!
В ответ на это пес восторженно заелозил по ковру ороговевшим хвостом с похожим на наконечник стрелы уплотнением на конце.
— Мила! — воскликнул вдруг знакомый голос с лестницы.
Мила только успела подняться на ноги, как ее едва не задушила в объятиях Белка.
— Дай же ты ей вдохнуть! — раздался рядом голос Ромки.
— Мы ужасно о тебе беспокоились! — всхлипнула Белка.
— Беспокоились — это еще слабо сказано, — хмуро заявил Ромка. — Я чуть в одних трусах в Троллинбург не рванул, когда получил письмо от Фреди и прочел о твоем аресте.
Мила засмеялась.
— Почему в трусах?
— Потому что письмо Фреди подняло меня с постели рано утром, а летом я сплю в одних… — с улыбкой начал было объяснять Ромка, заставляя Белку розоветь от смущения, но вдруг перестал улыбаться и с подозрением посмотрел на Милу. — Тебя что, в Менгире пытали?
Мила не сразу поняла, о чем Ромка говорит, потом догадалась и отрицательно покачала головой.
— Нет, не пытали, — ответила она.
Ромка вскинул брови, ожидая продолжения, но Мила молчала.
— Слушай, я еще могу понять, почему ты насквозь мокрая. На улице дождь льет как из ведра. Все лето. Но откуда у тебя на лице такие раны, я сам не догадаюсь. Может, все-таки расскажешь?
— О Боже! — охнула Белка, только сейчас заметив порезы на щеках Милы.
— И что с твоим зонтиком? — спросил Ромка, заметив искалеченный подарок Гурия Акулине на полу у ног Милы, куда она положила его, чтобы обнять Шалопая.
Мила обреченно вздохнула и, понимая, что говорить все равно придется, призналась: — По дороге в Львиный зев я встретилась с Лютовым.
В камине умиротворяюще потрескивали дрова. Обычно в летнее время камины в Львином зеве не топили, но нынешнее лето выдалось на редкость дождливое, и от сырости было прохладно. Переодевшись в сухую одежду, которую она обнаружила в сумке, привезенной Акулиной из Плутихи, Мила села на расстеленную у камина белую шкуру. Ромка расположился напротив. Белка где-то раздобыла банку какой-то подозрительной мази и, сидя тут же, дочитывала инструкцию по применению, наклеенную на крышку. Подошел Шалопай и принялся, сосредоточенно обнюхивать рану на ноге Милы.