— Вы умерли или погибли в мире, где обрели друг друга, — отхлебнув чая из блюдца, произносит Марья. — И оказались здесь. Это — не настоящий мир, а что-то вроде отстойника.
— Вот чувствовала я, что так не бывает! — не выдерживаю я. — А почему он такой злой?
— Видать, враги у тебя есть, — отвечает мне она. — Но вам о подобных мирах ещё расскажут, а сейчас ваш путь — со мной. Попьём чайку и отправимся в Комнату Определения.
— Это ещё что такое? — не понимает Серёжа.
В ответ следует лекция. В школу приходят разные люди, из разных слоёв населения. Задача школы — создать стартовые условия для этих людей, но как их разделить? Ведь может и боярыня, привыкшая к своему уровню жизни, прийти, и крестьянка. И если второй сделать что-то самостоятельно проще, то первая, оказавшись на кухне, в лучшем случае расплачется. А мы все приходим детьми, так что могут быть разные нюансы. Поэтому и существует специальная комната, определяющая соответствие статуса и обеспечивающая набором вещей, аналогичных привычным, инструментами, если нужно, и деньгами. Есть некоторая сумма, выдаваемая всем, но если у кого-то есть деньги своего мира, то идёт хитрый пересчёт.
— Золотой для крестьянина — огромные деньги, а для боярыни — не очень, — объясняет Марья. — Поэтому расчёт ведётся в таком соответствии — статус и насколько большими воспринимаются тобой эти деньги.
Тут я вспоминаю о стодолларовой бумажке у меня в кармане, понимая, что возможность проверить слова Марьи ещё представится. Интересно, а если я скопирую поведение и восприятие царевны из моего сна, что будет? Надо попробовать! Хуже точно не будет, а не сломается ли их комната — интересно, даже очень. Серёжа вцепляется в Марью, грамотно ведя допрос.
— Страна наша зовётся Русью, — отвечает Марья. — Правит у нас царь-батюшка да царица. А вот царевну Несмеяну давно уже никто не видел. Лучшие умы не первый год пытаются вылечить её от постоянного рёва, да всё тщетно. Впрочем, вы это увидите…
Нам рассказывают о том, что в связи с обручением наши статусы равны, а школа должна предоставить нам совместные покои, потому что мы ещё малы, и терема в городе нам не купить и не нанять. Комната Определения сама назначит для нас опекающего, и кто это будет — неизвестно. Тут я интересуюсь системой наказаний, подсознательно ожидая неприятностей.
— В вашем случае это будет проблемой, — вздыхает Марья. — Обычно-то карцер и берёзовая каша, но вы — носители истинной любви, да ещё, насколько я вижу, воины, потому применять к вам боль нельзя.
— То есть неизвестно, — хмыкает Сергей. — Ладно, на месте узнаем.
— Это точно, — киваю я. — И что, вы забираете детей с каким-то даром?
— Дар вне Руси может проявиться только у сироты, — отвечает мне Марья.
Она рассказывает о том, что ведунья — товар штучный, в отличие от защитника. Для того чтобы дар проявился, ребёнок должен быть лишён самого важного — тепла, именно таких детей и выискивают по мирам. А вот «отстойник» — это просто кусочек чего-то привычного, позволяющий усилить и научить базово использовать свои способности.
В общем и целом, рассказ с поправкой на сказку на правду похож, но так себе, конечно. Кажется мне, что не всё так просто, но и особой сложности нет. Насколько я понимаю, тут важно себя правильно поставить изначально — от этого зависит многое. Ну, в общем-то, как и везде. Что-то мне всё-таки не нравится в рассказе Марьи, как будто сказку рассказывают, а в сказки я не верю.
Что же, посмотрим, что за школа такая… Я догрызаю сушку, надеясь только на то, что в крестьянки не направят. Потому что крестьянка из меня сильно так себе. Я, скорее, воин. Но тут вспоминаются сны, руки мамы. Это всё меняет меня внутренне, поэтому из-за стола я встаю, чувствуя себя Милаликой. Царевной Милаликой, отчего в штанах мне вдруг становится некомфортно. Но тут ничего не поделаешь, потому что другой одежды у меня нет.
— Откройся, путь! — торжественно говорит Марья, хлопнув три раза в ладоши.
Перед нами возникает обычная такая бетонка, как взлётно-посадочная полоса, только вот висит она, кажется, в воздухе, а слева, справа, вверху и даже внизу я вижу звёзды. Красиво это очень, просто дух захватывает. Марья идёт вперёд, а за ней и мы, взявшись за руки.
Получается, мира лихих девяностых просто не было, то есть он был, но только для нас с Серёжей, а вот неведомый враг никуда не делся. И его, скорее всего, придётся искать, потому что враг должен быть мёртвым.
Дорога как-то совершенно незаметно сменяется деревянной дверью, обитой железом, перед которой обнаруживается сгорбленный старичок в кафтане и портках с лаптями — что бросается в глаза сразу.