Выбрать главу

Господин Казутт, худощавый мужчина шестидесяти четырех лет с удивительно черными и густыми для своего возраста волосами, был в темно-синей униформе; жилетка немного болталась на нем из-за сгорбленной фигуры. Господин Казутт владел, кроме английского, всеми четырьмя государственными языками.[10]

Он с улыбкой подошел к Соне и представился. Мишель и Мануэль, воспользовавшись этим, поспешили в свои комнаты.

Господин Казутт, как и все ночные портье, страдал от одиночества и поэтому сразу же втянул Соню в разговор. Он осведомился, какое впечатление произвел на нее «Горный козел» и стоит ли рекомендовать это заведение гостям. Спросил, работала ли она уже когда-нибудь в отеле и нравится ли ей здесь.

Каждый ответ Сони служил ему трамплином для очередного рассказа или экскурса в собственное прошлое. Азиатский уклон «Горного козла» дал ему возможность поведать об одном китайском ресторане в Париже, в мусорных контейнерах которого однажды в семидесятые годы были обнаружены груды пустых банок из-под корма для собак. Ее первый опыт работы в отеле стал мостиком для перехода к рассказу о суровых буднях ученика официанта в одном гранд-отеле, где он начал свою карьеру пятнадцати лет от роду.

Казутт был хорошим рассказчиком. Видно было, что он рассказывает все эти истории далеко не в первый раз и уже успел отшлифовать их до зеркального блеска. Он знал, когда сделать паузу, умел органично вплести в рассказ шутку. Единственное, что немного смущало Соню, была его улыбка, остававшаяся неизменной во все время их беседы.

Они расположились на угловом диване в холле, рядом с огромным фикусом. В отеле все стихло, все давно находились в своих номерах. Соня поддалась на уговоры Казутта принять «снотворное» — бокал пива. Сам Казутт пил воду.

Ей пришлось больше часа слушать его воспоминания и анекдоты, прежде чем она смогла наконец пожелать ему спокойной ночи и отправиться к себе. Когда, уже на лестнице, она оглянулась, Казутт вновь стоял за стойкой, и вид у него был такой, словно он давно уже о ней забыл. Но он все еще улыбался. Только теперь Соня заметила, что это была не улыбка, а гримаса выдохшегося бегуна на длинные дистанции.

Едва переступив порог своей комнаты, она поняла, что слушала его так долго не только из вежливости. Она невольно старалась оттянуть момент возвращения в номер из страха вновь оказаться одной в этом склепе.

Она включила телевизор. Повторный показ ток-шоу… повторный показ итальянского вестерна… повторный показ политического обзора… повторный показ дневного выпуска новостей… На северо-западе страны появился маньяк, отрезающий соски беременным коровам…

Когда она открыла глаза, в комнате было светло. Она вскочила с кровати. В восемь у нее начиналось дежурство. Но на часах было еще только около шести. Она могла еще немного полежать.

Голова у нее гудела. Обычно такое бывало с ней только после бурной ночи. Но вчерашний вечер трудно было назвать «бурной ночью». Пара бокалов вина и два пива с господином Казуттом. Может быть, это хороший знак? Может, ее организм уже настолько очистился, что малейшее излишество, даже такое безобидное, как вчера, выбивает ее из колеи?

Заложив руки за голову, она неотрывно смотрела на сучок в деревянной обшивке наклонного потолка. Еще один трюк, с помощью которого ей иногда по утрам, в таком состоянии, как сегодня, удавалось рассеять туман в голове.

Вдруг сучок ожил. Он медленно, как дрейфующая льдина, поплыл по обшивке. Соня зажмурилась и вновь открыла глаза. Сучок все еще «плыл». Потом пришел в движение еще один сучок. Он «плыл» с той же скоростью к той же цели, что и первый: к еще большему сучку в верхней части наклонного потолка.

Это был единственный сучок, который оставался неподвижен — все остальные устремились к нему. Они «плыли» к нему, словно притягиваемые магнитом, по какой-то невидимой, густой жидкости.

Первый маленький сучок исчез в большом. Описал в нем несколько кругов по спирали, как мыльная пена в сточном отверстии ванны, и пропал. За ним последовал второй, третий, четвертый… Большой сучок засосал все маленькие и остался один.

А потом начали растворяться зазоры между досками. Соня поняла, что внутри большого сучка притаилась какая-то могучая сила. Он вдруг засосал в свою воронку два ближайших зазора между досками обшивки, как две разваренные макаронины.

Зазоры один за другим, словно притягиваемые каким-то невидимым мощным магнитом, срывались с места, влетали в черную зловещую дыру и, громко хлюпнув, исчезали.

Вскоре перед глазами Сони осталась пустая поверхность немыслимой чистоты. Правда, цвет ей был уже знаком: это был тот самый цвет, который она увидела на краю радуги. Этот цвет, которого не существует в природе, сиял над ней в своем неизменном, призрачном своеобразии.

вернуться

10

Немецкий, французский, итальянский и ретороманский.