— Мы все виноваты. — отозвалась Кайла. — Никто из нас не видел в ней человека. Лишь глупую игрушку. И вот к чему мы пришли.
— А знаете что? — Милли чуть высвободилась из объятий Эда, — Давайте устроим ей пышные похороны. Такие пышные, чтобы на весь Септимус гремели! Пусть этот владыка знает, что мы чтим даже наших врагов! Что Дженни нам дорога, и у него не получилось посеять ненависть между нами. И пусть он там подавится от злости. Крафт, вы же разрешите организовать такие похороны?
— Разрешу. — скупо ответил Крафт, отвернувшись к окну. Он, конечно, не ревел. Но смерть Дженни однозначно не оставила его равнодушным.
В эту ночь никто не спал. Каждый думал о своём. Эда посещали идеи о создании быстрого противоядия. Универсального лекарства, приняв которое любой яд нейтрализуется. Правда, такая разработка — это скорее, химия. Но как бы было здорово создать что-то подобное!
Крафт долго ходил по своему кабинету из угла в угол. У него есть смертельный враг, который не остановится. И бордовые лазутчики, и Дженни — это лишь исполнители. Марионетки. На место их придут другие. Это лишь вопрос времени. А значит нужно играть на опережение. Но как? О враге почти ничего не известно.
Кайла всю ночь провела в гостиной рядом с телом Дженни. Она взяла в библиотеке Крафта книгу Истины. Нашла нужный текст и беспрерывно читала вслух положенные в случаях смерти отрывки. Кайла никогда не была религиозной. Наоборот, совершала вещи, прямо противоположные установленным догмам. Однако сейчас в её душе проснулись иные струнки, молчавшие ранее. Кайла пока не могла, да и не хотела понимать, что в ней изменилось. Она просто делала то, что подсказывало сердце. Читала для Дженни положенные строки.
Милли же бродила по своему гардеробу. Комнаты, объединенные одним проходом, хранили кучу красивых вещей. Платья, брюки, костюмы, джинсы, юбки, бриджи, шорты, майки, пиджаки, кофточки, сумочки, ремешки, шарфики, косынки, цепочки, носочки, топики, ботинки, туфли на каблуках и лодочки, кроссовки, берцы, босоножки — любой каприз. Одежда исключительно фирменная, брендовая, дорогая. Только самое лучшее. И в большом объеме. Вещей хватило бы не на один магазин. Милли перемещалась между рядами аккуратно развешанной одежды. Прикасались к ткани, перебирала пальцами стройный поток вешалок, выбирала понравившейся вариант, мерила или просто прикладывала к себе вещь и затем возвращала назад.
Милли бродила здесь, чтобы отвлечься. Нет, она не пыталась заменить людей вещами. Этого за ней никогда не водилось. Просто находясь тут, она могла сосредоточиться и подумать. Ей всё чаще вспоминалась фраза Бовари — врача из Ямы. "Всё далеко не однозначно. Совсем не так, как кажется на первый взгляд." И ведь действительно! Скажи ей кто-то раньше, что она станет лить слезы в три ручья о своём враге, она бы засмеялась этому человеку в лицо! А теперь она плачет о Дженни, которая ещё вчера утром пыталась её убить, испортив на машине тормоза. Что за нелепость! Почему всё с ног на голову? Миланья недавно стала замечать, как она изменилась здесь, на Септимусе. Воздух планеты проникал в самые отдалённые клеточки её тела, заставляя действовать так, как она раньше никогда бы не поступила. На Альфе она жила активно, но при этом чётко и по плану. Работа-дом-отдых. Всё строго и понятно. Что хорошо, а что плохо — вопросов не возникало. Ровный уклад жизни, спокойная обстановка. Всё чётко, по закону. Даже на Тэе было ясно, где враг, а где друг.
Здесь же… Крафт хотел её убить, хотя сам по себе охренительный дядька. Феликс, бандит из бандитов, враг государства, но именно благодаря его помощи удалось спасти целую область. Дженни… О девочке думать было физически больно. Несчастный запутавшийся ребёнок с промытыми мозгами. Чуткая, ранимая, тонко чувствующая натура с хладнокровной хваткой жестокого убийцы.
И все-таки Дженни не выходила из головы. Почему Милли прошла мимо неё? Почему раньше не заметила этого недолюбленного ребёнка? Сказать, что Миланье плевать на всех — неправда. Она умела и переживать, и сочувствовать. Да, премию "альтруист года" она, конечно же, не заслужила. Но и черствой не была. Почему же она вовремя не обнаружила, что с Дженни что-то не так? Ведь заметь она раньше, глядишь, может и получилось бы той мозги на место вставить.
Однако что сделано, то сделано. А точнее, что не сделано, то уже не поправить. Слишком поздно. Но боль, поселившаяся в глубине, не отпускала. Милли очень хотелось что-то предпринять. Исправить если не прошлое, то будущее. Сейчас Миланья вспомнила мать, Элис, с её неуёмной жаждой помогать другим. Неужели мама пережила здесь, на Септимусе, что-то подобное? Милли резко захотелось связаться с матерью, поговорить, выплакаться, спросить совета. Но девушка быстро подавила эту мысль. Спокойствие Элис превыше всего. У мамы расшатаны нервы, она так много страдала! Заставлять её переживать за неё, за Милли, ни в коем случае нельзя! Пусть лучше живёт в неведении, зато спокойно.