– Приехали? – спросил Эди.
– Дом Салема, – сказал таксист, протянув грязный палец по направлению к голубой лампе.
– Боже, какая дыра! – воскликнул Виктор. Зария была слишком несчастна, чтобы что-нибудь говорить. Она была охвачена беспокойством за Чака.
Весь день она провела у себя в каюте, придумывая, что можно для него сделать, как узнать, что с ним. В то же время ее мучил страх: не совершил ли он чего-то дурного? Вдруг она только повредит ему, если сумеет убежать из-под надзора Эди с Виктором и обратится в полицию?
Тем не менее самой главной сложностью оставалось ее положение пленницы. Эди и компания явно не собирались выпускать ее из своего поля зрения. Она была так испугана и беспомощна, что ей оставалось только пойти к себе и покорно ждать, уставившись в потолок.
«Чак! Чак!» – все время бормотала она про себя, чувствуя, что одно повторение его имени приносит ей облегчение.
В конце концов она подошла к иллюминатору и стала смотреть на море в безумной надежде увидеть его голову среди волн.J
Удалось ли ему скрыться? Что случилось с ним? Временами она чувствовала, что начинает сходить с ума от неопределенности. Неужели это Эди подложил сигареты к нему в каюту? Но тогда зачем? Был ли это его способ «разобраться» с Чаком? Ей казалось, что в этом все дело, но где-то в глубине души поселилось крохотное сомнение. А вдруг у Чака были свои причины стремиться попасть на яхту, отличные от тех, о которых он рассказал ей?
«Чему верить? Где правда?» – вслух спрашивала она себя.
Но что бы ни совершил он, она любит его.
Настолько любит, что будет рада, если пуля жандарма достанется вместо него ей. Хоть этим она сможет помочь ему.
«Я люблю его!» – повторяла она, меряя шагами каюту.
«Я люблю его!» – бормотала она, уткнувшись в подушку.
«Я люблю его!» – сказала она, чтобы собраться с силами, когда ей сообщили, что она должна быть готова сойти на берег в девять часов, а за полчаса до этого подняться к ужину.
Не только сознание того, что она хорошо одета и привлекательна, придавало ей мужества. Любовь тоже изменила ее отношение к жизни. Она больше не была той дрожащей, испуганной девушкой, которая, съежившись, сидела в вагоне поезда, уносившего ее с вокзала Виктория к новой, полной приключений жизни.
Теперь она познала, что такое любовь, и была готова сражаться за человека, которому отдала свое сердце, несмотря на любые его проступки.
В платье из ярко-голубого шелка и бархатном жакете она села за стол и, враждебно посмотрев на Эди Моргана, с удовлетворением отметила, что он был очень обеспокоен.
Мистер Вирдон бросил на нее понимающий взгляд. Виктор был на пределе и, чтобы скрыть это, много пил. Мадам Бертин отсутствовала. После ссоры с Эди она удалилась к себе с головной болью и вынуждена была принять снотворное. Кейт была здесь, но находилась в таком дурном расположении духа, что отказалась от еды, хотя пила один стакан шампанского за другим.
– Я же сказал, нет! Сегодня ты остаешься здесь, – говорил Эди, когда Зария вошла в салон.
– Почему мне нельзя ехать? Я бывала в местах и похуже, – возразила Кейт.
– Не в этом дело, – ответил Эди. – Зарию нам придется взять: она одна понимает этот чертов язык. Но мы не собираемся подвергать себя ненужному риску. С любой стороны, это такое место, куда женщинам не стоит показываться.
– Ты труслив, как цыпленок, в этом-то все и дело, возразила Кейт. – В наши дни американцы, если у них достаточно денег, могут ходить ди туда, куда захотят. Никто не. подумает резать курицу, которая несет золотые яйца.
– Я не собираюсь спорить с тобой, – сказал Эди. – Если хочешь, я свожу тебя туда завтра или послезавтра, но не сегодня!
– В таком случае я очень надеюсь, что все твои планы рухнут! – воскликнула Кейт и больше за все время ужина не произнесла ни слова.
Воцарилась неловкая тишина, прерываемая только требованиями Виктора вновь наполнить его стакан. Эди осуждающе посматривал на него, но не возражал ни слова. Мистер Вирдон ел в своей обычной, важной и неторопливой манере и тоже практически не разговаривал. В девять Эди поднялся из-за стола.
– Вы готовы? – спросил он Зарию.
– Да, – ответила она.
Она скользнула в рукава голубого бархатного жакета, который застегивался на пуговицы до самого горла. Он кончался на талии и не сдерживал полета широких юбок. Это была одна из самых очаровательных моделей мадам Бертин, и Зария подумала, что ей, наверное, надо было заглянуть к мадам до того, как подниматься на палубу. Однако ей было трудно сосредоточиться на чем-нибудь, кроме мысли о Чаке. Идя за Эди к такси, которое ожидало их у сходен, она размышляла, что Чак найдет способ, чтобы сегодня же вечером связаться с ней. Нелогично, неумно, но она все равно верила в это. Чак знает, как она беспокоится о нем, понимает, в каком опасном положении оставил ее. Он поможет ей, чего бы это ни стоило ему самому.
Но как она ни была уверена, логика и здравый смысл подсказывали обратное: он поспешил к дому матери и прячется сейчас в таком месте, где полиции его не найти.
Если жандармы и возвращались на яхту, ей об этом не сообщили. Она могла бы расспросить Джима, но чай ей принес другой стюард. Тот сказал, что у Джима выходной, он еще утром ушел на берег и вернется только после обеда.
«Он помог бы мне», – подумала было Зария, но тут же поняла, что все равно ничего нельзя было сделать. Она хотела поговорить с капитаном, но побоялась. Предположим, – только предположим, – что Чак действительно совершил что-то противозаконное. В этом случае она только ухудшит дело.
Уже переодевшись к ужину, она заглянула в каюту Чака. Ей не просто хотелось немного успокоиться, прикоснувшись к его вещам, но она решила, что поступит мудро, если проверит, нет ли среди них того, что могло быть поставлено ему в вину.
В каюте уже навели порядок. Костюмы Чака были убраны в гардероб, пижама аккуратно лежала на кровати, халат висел на стуле. Все казалось обычным, и ничего не говорило о личности жившего здесь человека.
Зария открыла ящик туалетного столика – носовые платки без меток, два галстука и пачка обычных сигарет, «Америкэн Честерфилдс». Она секунду разглядывала их, вспоминая о тех длинных узких коробках, которые нашла полиция. Их, очевидно, подкинул Эди, чтобы вызванная им полиция арестовала Чака.
Она уже собиралась закрыть ящик, когда заметила в глубине его какой-то предмет; Сама не зная почему, она протянула руку и вытащила его. К ее огромному изумлению, это была маленькая бутылочка с краской для волос.
Некоторое время Зария, недоумевая, смотрела на нее, потом положила обратно и вышла из каюты. Во все время ужина она не могла думать ни о чем другом. Краска для волос! Темная краска! Так вот почему волосы Чака составляли настолько сильный контраст его серым глазам.
Ей всегда казалось, что он непохож на брюнета. Подбородок у него никогда не был синим, как у Эди. В его темных волосах, которые он тщательно зачесывал назад с широкого лба, была какая-то неестественность. Почему он скрывал свою внешность? Этот вопрос не давал ей покоя. Зачем ему изменять цвет волос, если не для того, чтобы спрятаться от кого-то? Может быть, именно поэтому он не расставался с темными очками, а его объяснения по поводу близорукости были сплошной ложью?
Его глаза не выглядели близорукими. Напротив, у него был пронизывающий, наблюдательный взгляд, который не наводил на мысли о слабом зрении.
В такси она молчала, не пытаясь выяснить, куда они ехали. Только по продолжительности пути она поняла, что они миновали центр города и углубились в окраины.
Некоторые улицы были хорошо освещены и забиты машинами, но подъездная аллея, на которую они в конце концов выехали, была пуста. Однако, к ее удивлению, большая прямоугольная комната, в которую они попали после того, как прошли через тяжелую, обитую металлом дверь и спустились по ступенькам, была заполнена людьми.