Девушка петляла по самым узким и темных коридорам дома, вышла в холл, но вместо двух израненных мужчин встретила лишь своего брата.
— Эдвард! Я… Мы так ждали тебя! — Весь тот гневный монолог, который девушка подготовила вчера для брата, вылетел из головы. Она была просто безмерно рада, что Эдвард приехал!
— Где Артур и лорд Нортингер? Надеюсь, они не поубивали друг друга! — крепко сжимая деревянные ручки разноса, Элинор обернулась вокруг своей оси, осматривая каждый уголок холла, но никого больше не обнаружила. — Они перешли в гостиную? Или ушли со служанкой? Я послала ее к господам, но собиралась принести все необходимое сама. Так они ушли…?
Эдвард, после короткого разговора, обнял сестру и, перепрыгивая через ступени, поспешил к Анне. У него были припасены хорошие новости для нее! Если бы не обстоятельства, то он бы сделал ей предложение как полагается, спросил бы дозволения ее отца, преклонил колено, разворачивая платок с фамильным кольцом.
Но прошлого не воротить назад.
Из комнаты Анны долго не доносилось ни звука. Потом зазвенела посуда, как будто Анна отталкивала от себя поднос. Потом послышались всхлипывания и робкие смешки.
— Слава Богу… — прошептала Элинор, обнаружив, что стоит у лестницы все с тем же разносом с лекарствами и бинтами.
За обедом было многолюдно. Анна, идеально одетая и причесанная, спустилась под руку с Эдвардом, сверкая обворожительной улыбкой. В глазах ее и ее новоиспеченного жениха затаилась усталость, но в душах был покой и тепло.
Элинор знала, что уговорить их отца — это вопрос времени. Родители Эдварда и Элинор никогда не отличались жесткостью или жестокостью, а разделить влюбленных было бы проявлением полного бессердечия. Лорд Спенсер сдался, стоило лишь Эдварду с жаром описать свои чувства к юной и прекрасной Анне Лефортен. Она была из благородной, хоть и обедневшей семьи, а у Спенсеров хватало средств, чтобы закрыть глаза на отсутствие какого либо приданого у девушки. Нужно отметить — у Спенсеров хватало средств и ума, чтобы не зацикливаться на приданом, когда речь зашла о счастье их старшего сына.
Из госпиталя вернулась Виктория и тетушка Шарлотта. Высокая и стройная, в темном платье с высоким воротом, темной широкополой шляпе и темной вуали — тетушка походила на вечную вдову, нежели фигурантку небольшой пикантной передряги. Конечно же горяченький «Таймс» побывал у нее в руках.
Оставалось надеяться на порядочность лорда Генри Нортингера, и на старания Артура в вопросе урегулирования сего досадного инцидента.
Обед оживился разговорами о скорой свадьбе Эдварда и Анны. Виктория и тетушка сыпали поздравлениями и именами «проверенных» модисток, для пошива свадебного платья. Ужасный день в госпитале не вспоминал никто, хотя в жизни молодоженов, да и в жизни Элинор, этот эпизод оставит большой след.
Дружной и заметно оживившейся компанией, они прогуляли по внутреннему саду, затем проводили Анну и Эдварда в дом семьи Лефортен.
Солнце клонилось к закату, затем и вовсе спряталось за городскими черепичными крышами, из труб повалил дым. Это прислуга тушит и парит ужин, греет воду и наполняет чаны с водой, для горячей господской ванны, подкладывает грелки в хозяйские постели.
Элинор сидела на каменной скамейке в саду и все ждала, когда же прислуга сообщит о возвращении Артура. Она не заметила, когда тетушка Шарлотта прекратила читать вслух Ветхий завет, и когда Виктория заботливо укрыла ее теплой шерстяной шалью. Элинор полностью погрузилась в свои мысли.
С улицы доносился топот копыт проносящихся мимо экипажей, окрики кучера, голоса и смех прохожих.
Перед глазами у Элинор ходила вверх и вниз полуобнаженная грудь Артура с огромными кровавыми синяками, обрывки картинок с разбитыми костяшками пальцев, треснувшая кожа на скуле… Артур ушел, и даже не дал ей шанс позаботиться о нем. Эдвард выдавил из себя лишь пару фраз, о том, что Артура ждут дела! Что у него была запланирована встреча и отменить никак нельзя.
Но о какой встрече могла идти речь, когда он был весь в крови и нуждался в уходе?
«Как постичь умом мужчину? Как залезть к нему в голову и прочитать мысли, узнать о помыслах?»
С такими мыслями Элинор поднялась к себе в комнату и позволила Мейбл приготовить ее ко сну.
Девушка пыталась читать, выписывать заметки о прочитанном в дневник, делать хоть что-то, чтобы занять себя, но тревога за Артура не уходила.
Элинор уснула около полуночи в кресле у окна, с раскрытой книгой на коленях, так и не дождавшись Артура.
Утро встретило девушку шумом, грохотом, громкими голосами и звоном посуды. Дом походил на пчелиный улей.
Глава 21
Артур
Артур поморщился и повел ушибленным плечом, пытаясь снять напряжение. Он спускался по лестнице, оставляя позади текстильную фабрику, далеко не первую, в которой он сегодня побывал.
Настало время ужина, но он не хотел возвращаться домой. Как объяснить женщине, что он не может отступиться от дуэли? Втолковать ей, что запятнав репутацию, ее уже не вернуть? Высший свет устроен своеобразно. Он может простить многие слабости и многие ошибки, совершенные за закрытыми дверьми. Но стоит пороку обнажиться, тебе несдобровать. И никто не будет докапываться до истинной правды.
Немного помедлив у двери экипажа, он окрикнул кучера, бросил тому пару фраз и свернул в узкий заводской переулок.
Лопнувшая кожа на щеке саднила, и стоило бы стянуть края раны, но мужчина оставил эти мысли, пообещав себе обо всем позаботиться завтра.
Артур расстегнул пиджак и ворот рубашки и быстрым шагом пошел вдоль улицы. Каблуки черных мужских туфель и тяжелая трость постукивали по мелкой брусчатке. Едва не задевая мужчину плечами, мимо проходили, покачиваясь, рабочие. Уставшие, с измазанными лицами и обожжёнными руками.
Улица была шириной не более пятнадцати футов (около 5 метров). По обе стороны тянулись каменные монолиты многоквартирных домов, сливающихся в один. Семьи из десяти, а то и больше человек ютились в одной и двух, снимаемых за дешево комнатушках, в которых из удобств был лишь ночной горшок, жестяной таз да ведро с водой из колодца.
Нищета, голод, болезни, все это било по глазам молодого аристократа, но он не отводил взгляда.
Черные трубы домашних печей выходили прямо на улицу и беспрерывно чадили, и воздух вокруг был пропитан дымом.
За пару монет Артур купил себе кусок домашнего, наполовину черствого хлеба и кружку пива. Он сел на засаленный липкий стул у огромной бочки, служившей столом, и весь вечер болтал на сносном кокни с каменщиками, кочегарами и грузчиками из доков средних лет. Они не жаловались, а по дружески подтрунивали над богатым господином.
Кто не был в Лондоне и не слышал просторечия кокни, тот многое потерял. В переулках самых бедных районов, где не слышно колоколов церкви Сент — Мэри — ле- Боу, простой люд не говорил на языке Шекспира. Их язык был полон пошлых шуток и рифмованных фразочек. Они глотали буквы и окончания, и много смеялись. Их жизнь мало походила на жизнь в общепринятом ее понимании, но они привыкли обходиться малым.
Люди с окраины… они любили и создавали семьи. Пекли домашний хлеб, развешивали белье на веревках на улице, прямо над головами у прохожих.
Мальчишки работали лет с пяти трубочистами, и если не умирали от легочной болезни, то в двенадцать шли работать в доки или на фабрику. Девочки рано выходили замуж и рожали детей, столько, сколько Бог пошлет. А посылал он много.
Как далека была эта жизнь, от всего того, к чему привыкли лорды и леди.
После полуночи в доки пришел корабль и работяги, осушив свои кружки и закатав рукава ушли. Ушел и Артур, оставляя лишь нескольких молодых парней за соседним столом. Весь вечер они не добро косились на него и говорили в пол голоса.
— Добро господин! Пошел в теплу постельку небось? — глотая окончания, прокричал Артуру в спину рыжий парнишка, лет семнадцати. Артур остановился и обернулся, стараясь рассмотреть в тусклом свете говорящего. — Добро! Не господам тюки таскать, да печи топить!