В комнате на моей кровати лежало ночное платье. Оно было так же открыто, как и тога, в которой я только что разгуливала по городу. Я вздохнула и надела его. В животе заурчало – наш обед давно канул в небытие. Не желая разгуливать в одиночку по чужому дому, я предпочла лечь спать голодной.
Меня разбудило чьё-то прикосновение к щеке, лёгкое, но настойчивое. На моей кровати сидел Рагавурр, его рука нежно гладила мою кожу вдоль скулы. Я отпрянула и притянула к себе лист водорослей, которым накрывалась ночью.
Он усмехнулся.
– Тебе уже принесли завтрак. Скажешь, как соберёшься. Нам нужно выплыть пораньше.
Мы покинули Оламин Гиугин рано утром. Я оглянулась, стараясь запечатлеть в памяти эти красочные дома и узкие улочки с полураздетыми жителями. Но почему-то мне казалось, что я ещё смогу сюда вернуться. Хотя для наследницы рода Арагерра попасть в этот город было практически невозможно.
Когда Цветущий город остался позади, я приняла уже ставшую привычной для меня позу у окна и погрузилась в мысли: о своём роде, о семье, о потерянном трезубце, который будет совсем непросто вернуть назад.
В воде послышался немного сладковатый прикус. Мне показалось это странным, но не вызывало особого дискомфорта.
– Ты слышала, что я до этого сказал? – спросил Рагавурр.
Я отвлеклась от размышлений и взглянула на него удивлённо, потому что до этого мы ехали молча. Я отрицательно покачала головой, и он почему-то нахмурился.
После нашего короткого разговора привкус в воде становился всё слаще и слаще, пока эта сладость не стала навязчивой и дурманящей. Я втянула воду, пытаясь понять откуда этот вкус. Посол посмотрел на меня искоса и спросил немного, как мне показалось, лукаво:
– Всё в порядке, Лэина-ламэ?
– Да, всё хорошо. Только не могу понять, откуда в воде этот сладкий вкус.
Он улыбнулся как-то недобро.
– Вкус, значит, ты чувствуешь, а то, что я тебе говорю, не слышишь…
Я опять посмотрела на него непонимающе, потому что до этого он ничего мне не говорил, и отвернулась к окну, но дурман не проходил. Я снова попробовала воду на вкус, и сладость вспыхнула у меня языке. Стало жарко. И этот жар, казалось, пульсировал прямо под кожей. Покрывающее почти всё тело платье словно душило меня, хотелось от него освободиться. Я потянула за материю ворота, но тут же опомнилась. Рагавурр наблюдал за мной молча.
– До сих пор не слышишь? – спросил он вкрадчиво.
Я посмотрела на него испуганно. Мне казалось, что один из нас сходил с ума, и, возможно, это была именно я, потому что я понятия не имела, о чём он говорил, и что я должна была слышать.
– Останови это! – я потребовала, продолжая бороться с растущим жаром, который разносился по крови и обжигал изнутри, пока сладость воды снаружи сводила с ума. Мне было приторно, и кружилась голова. Дыхание уже давно сбилось. Но посол наблюдал за мной отстранённо.
– Всё закончится, как только ты услышишь мой голос у себя в голове, – прошептал он, и новая волна жара полоснула по коже.
Перед глазами что-то вспыхивало, и гасло, и снова вспыхивало. Стало совсем трудно дышать. Тело пылало, а в сознании что-то навязчиво гудело, пытаясь пробиться. Голова стала тяжёлой, неожиданная вспышка боли разнеслась по телу. Я вскрикнула, и жар немного отступил.
Рагавурр вздохнул и смерил меня тяжёлым взглядом.
– Придётся потерпеть, Лэина-ламэ. Ты истинная наследница Лаан, и твою Волю непросто сломить…
Пытаясь отдышаться, я откинулась на спинку, Рагавурр потянул меня вниз, и я обессиленно сползла на сиденье. Он склонился надо мной, всматриваясь в глаза, и меня снова полоснуло жаром, едким и болезненным. Метку на левой ладони начало неприятно садить. Я упёрлась в неё когтями, мечтая содрать её со своей кожи, очиститься от этих навязанных обязательств. Но посол с силой разжал мой кулак, не позволяя повредить оставленный им во время бала шрам.
Он провёл по нему пальцем, и через всю мою руку прошёл разряд электричества, заставляя воспоминания о прежних мучениях померкнуть. Удар прошёл до плеча и тянулся выше к шее, к голове. Я вскрикнула, и Рагавурр убрал палец с метки. Жадно хватая воду ртом, я пыталась прийти в себя. Несколько секунд затишья, и ещё одно болезненное прикосновение.
Мир начал куда-то уплывать, кружиться. Дыхание ослабело.
Он убрал с метки руку, приподнял мою голову и заглянул в глаза. Мне показалось, я увидела на его лице раздражение и беспокойство.
– Зачем? – спросила я.
– Твоя метка так и не открылась, – ответил он откуда-то издалека. – Если бы ты не сопротивлялась, было бы легче.