Может быть, дело просто в том, что обвинение оказалось несправедливым? Но почему это должно ее волновать? Трейси не знала Джеймса, да и не хотела знать. Вряд ли ему придется сыграть в их с Люси жизни, хоть мало-мальски значительную роль, поэтому его мнение, плохое или хорошее, не стоит никакого внимания.
Вполне вероятно, она просто боится человека, имеющего в городе большое влияние и способного при желании помешать успеху ее бизнеса. Да, это именно так, с облегчением подумала Трейси. Однако было бы глупо позволить Джеймсу поколебать ее уверенность в своих силах…
Трейси давно уже уяснила для себя, что, хотя ее первый и единственный сексуальный опыт оказался неудачным, нельзя переносить свое негативное отношение на весь мужской пол. Собственно говоря, когда на ее жизненном пути встречались семейные пары вроде Энн и Тома, она немного сожалела о том, что судьба не позволила ей встретить мужчину, относящегося к своей сексуальной партнерше с уважением и нежностью. Рождение Люси и борьба за их выживание не оставили Трейси ни возможности, ни желания впустить кого-нибудь в их маленький замкнутый мирок.
Правда, поначалу она относилась ко всем мужчинам с крайней подозрительностью, но со временем преодолела это и иногда даже позволяла себе принимать приглашения пойти куда-нибудь. Однако, зная по опыту других матерей-одиночек, чем обычно кончаются подобные отношения, боялась развивать их дальше.
Душевных травм для Люси она не хотела, не хотела, чтобы ее дочь, подарив свои любовь и доверие какому-либо мужчине, признав в нем отца, испытала эмоциональное потрясение от потери близкого человека, когда его отношения с Трейси подойдут к концу.
Давным-давно Трейси пришла к заключению: либо она обладает крайне низким половым влечением, либо была настолько травмирована обстоятельствами зачатия Люси, что ее естественные женские инстинкты в значительной степени атрофировались.
Время от времени, однако, во время просмотра фильмов или чтения книг, некоторые нюансы в отношениях любовников действовали на Трейси так сильно, что оставляли после себя чувства тоски и одиночества, стремление познать нечто ею еще не изведанное. Это было вполне естественно и понятно, хотя и причиняло некоторые неудобства.
Но сейчас ее больше всего раздражало то, что, впервые увидев Джеймса Уоррена, она непроизвольно обратила внимание на форму и изгиб его губ и к своему крайнему удивлению ощутила опасное и извращенное любопытство, каково было бы ощутить прикосновение этих чувственных губ к своим. Впечатление было такое, будто противник применил против нее черную магию и вложил греховные мысли в ее голову против воли.
И все же, когда сейчас они вновь пришли Трейси на ум, она ощутила то же самое тревожно-сладкое чувство. Как только могла она испытать желание к такому человеку, как Джеймс Уоррен? Неужели ее тело обезумело?
Уверив себя, что, несомненно, переживает момент нарушения гормональной деятельности, некую реакцию на напряжение и беспокойство последних нескольких недель, Трейси напомнила себе, что пора заняться делами. Прибывший сегодня утром товар стоял не распакованным. Кроме того, она обещала провести этот день с Люси. Свежий воздух не помешает им обоим.
Трейси так и не поняла, ощутила ли она разочарование или обиду, когда, сообщив дочери о своих планах, не встретила с ее стороны никакого энтузиазма.
– А я собиралась сегодня поиграть с Сузан, – жалобно протянула Люси.
– Ты сможешь поиграть с ней и завтра, – возразила Трейси, которая и так уже боялась, что за всеми хлопотами последнего времени дочь может почувствовать себя забытой и заброшенной.
– Каждую пятницу Сузан с братьями ходит купаться, – с видимым сожалением сообщила Люси. – Их водит мистер Филдинг. Наверное, он взял бы и меня тоже.
– Только не в этот раз, – решительно сказала Трейси. – Если хочешь искупаться, мы можем сделать это с тобой вдвоем.
– Это не одно и то же, – ответила Люси. – Тогда мне не с кем будет играть.
Убеждая себя в том, что у дочери сейчас просто нечто вроде медового месяца новой дружбы и что спустя некоторое время она перестанет сравнивать образ жизни семьи Сузан с их собственным, Трейси предложила примирительным тоном:
– Давай лучше прогуляемся. Мы ведь еще не успели осмотреть окрестности.
Она уже купила карту местности с нанесенными на нее пешеходными маршрутами.
День был теплый и, вылезая с Люси из машины возле облюбованной тропинки, Трейси заметила, что листья уже начинали желтеть – результат жаркого, сухого лета. Энн говорила ей о том, что местное общество охраны природы следило за ухоженностью пешеходных троп. А в нескольких местах на окраине города были устроены небольшие благоустроенные автомобильные стоянки. На одной их таких стоянок Трейси и припарковала машину.
Стоило им отойти от автомобиля, как поначалу не слишком обрадованная перспективой прогулки Люси начала оживленно щебетать, задавая десятки вопросов. Трейси пришлось остановиться и свериться с картой.
Именно Люси первой заметила выдру, нырнувшую с речного берега в воду, и радость при виде лоснящегося, игривого создания окончательно сняла ее первоначальное недовольство.
Поодаль, в полумиле от реки, почти скрытый за деревьями стоял дом с высокими трубами. Сквозь желтеющую листву можно было видеть красные кирпичные стены. Очарованная обаянием старого здания Трейси завистливо вздохнула.
Так и должно было выглядеть настоящее уютное родовое гнездо. Старинное, выстроенное без всякого плана и не слишком большое. Первоначально, по-видимому, это был маленький сельский особняк или дом состоятельного фермера. Трейси лениво размышляла над возможной историей дома, когда неожиданно Люси дернула ее за руку и возбужденно воскликнула:
– Мама, посмотри!
Навстречу им по тропинке сломя голову мчался жизнерадостный темно-каштановый с подпалинами спаниель.
Люси, как все дети, обожавшая собак, кинулась навстречу ему. Но когда спаниель и девочка к обоюдной радости встретились, раздался решительный и строгий мужской оклик:
– Руперт, ко мне!
Трейси буквально окаменела, даже прежде чем из-за поворота показался Джеймс Уоррен.
– Извините, – отрывисто сказал он, очевидно узнав ее. – Руперт иногда плохо себя ведет. Надеюсь, он вас не испугал…
Неожиданно замолчав, Джеймс с удивлением посмотрел на Люси, обнявшую пса за шею и с завистью шептавшую:
– Смотри, какой он хороший, мама. Как я хочу, чтобы у меня был такой же милый песик!
Трейси вздохнула. Она слышала это не в первый раз. Раньше они просто не имели возможности завести себе собаку, но теперь… Может быть, весной, если дела пойдут хорошо и жизнь наладится, мечта дочери осуществится. Но это наверняка будет более спокойная собака, чем симпатичный, но явно легкомысленный Руперт.
– Ты любишь собак? – спросил Джеймс Люси, присаживаясь рядом с ней на корточки с такой доброжелательной улыбкой, что Трейси почувствовала себя за пределами их особого, теплого круга общения.
Ей он никогда так не улыбался, неожиданно подумала она и прикусила губу, обеспокоенная опасным направлением своих мыслей.
– Пойдем, Люси, не будем мешать мистеру Уоррену, – сказала она более резким тоном, чем ей хотелось бы.
Люси взглянула на мать, озадаченная и немного обиженная тем, что ее во второй раз за сегодня отрывают от новых друзей.
Спаниель, очевидно, тоже не желая расставаться, поднял на Люси большие умоляющие глаза и издал негромкий жалобный вой.
– Явный пример любви с первого взгляда, – пробормотал Джеймс Уоррен.
– В таком случае этот роман обречен, не так ли? – ядовито спросила Трейси.
Он озадаченно поднял брови. Потом окинул смутившим ее взглядом.
– Рад, хотя и несколько удивлен, что вы пришли к такому мнению… Эта собака принадлежит Форбсам. Я просто дрессирую его, пытаясь научить вести себя более-менее прилично, так как у Николаса, по-видимому, нет на это времени. Но, может быть, теперь, когда вы, кажется, вняли моему совету, он будет проводить немного больше времени с женой и детьми.