— Спрашивай, миледи, не смущайся.
— Я… я просто хотела узнать, что случилось с твоей первой женой?
— Мне бы не хотелось говорить о ней. — В темных глазах Стоука мелькнула боль.
— Прости… — Элен опустила глаза.
— Могу только сказать, что у меня от нее остался сын, — сообщил Стоук.
— Помнится, кто-то мне говорил об этом. Правда, я забыла, сколько ему лет, — улыбнулась Элен. По-видимому, то, что Стоук заговорил с ней о сыне, порадовало ее.
— Ему уже три года.
— А у тебя есть еще дети?
— Нет. — Посмотрев на Элен, Стоук неожиданно спросил: — Скажи, тебе не кажется, что твоя сестра ведет себя странно?
— Не понимаю, о чем ты. Я никаких изменений в ее поведении не заметила.
— А ты не знаешь, случаем, разговаривала ли она в последнее время с кем-нибудь из незнакомых тебе мужчин?
— Я — нет, но это ничего не значит. Ларк любит гулять по ночам, а стало быть, имеет возможность встречаться и разговаривать с кем ей только заблагорассудится.
— Понятно. — Стоук задумчиво потер подбородок. — Интересно, что она еще любит?
— К чему все эти вопросы? Ларк совершила какой-нибудь дурной поступок?
— Да нет. Просто она такое распущенное создание… Хотелось бы узнать о ее привычках.
— Ларк очень отличается от всех леди в округе, но это вовсе не значит, что она плохой человек.
— Отличается? Не сказал бы. Она не стесняется тех проявлений женского естества, которые другие дамы предпочитают скрывать.
Элен с недоумением взглянула на Стоука. Заметив ее смущение, граф добавил:
— Впрочем, тебе незачем волноваться по поводу того, нравится мне твоя сестра или нет.
Наблюдая за женихом сестры, Ларк едва не скрипела зубами от ярости.
Стоук не прижимал Элен к груди, не ласкал ее и не терзал ей рот поцелуями, что он обычно проделывал, оказываясь наедине с Ларк. Держась на почтительном расстоянии от Элен, Стоук лишь всматривался в ее большие карие глаза. При этом выражение его лица было весьма доброжелательным, чего Ларк прежде в нем не замечала.
Вот, значит, как обстоят дела, негодовала девушка. Элен он дарит уважение и нежные взгляды, ей же — ничего, кроме грубой страсти. Она для Стоука всего лишь шлюха, которая, по его мнению, пыталась к тому же убить его.
Ларк нагнулась и подхватила с грядки комок чернозема, намереваясь запустить им в голову Стоука. В этот момент коварная пчела вернулась и уселась ей на нос. Раздраженная Ларк забыла об осторожности и, вместо того чтобы смахнуть насекомое, прихлопнула его ладошкой. Пчела, погибая, вонзила ей в нос жало, и девушка громко охнула, выдав таким образом свое присутствие.
Стоук, тотчас заметив Ларк, насмешливо улыбнулся — казалось, он с самого начала знал о том, что все это время она скрывалась в саду.
Ларк, увидев эту улыбку, вздернула подбородок.
— Ларк! — Элен, увидев сестру, покраснела как мак.
Ларк вышла из-за деревьев и посмотрела на Стоука.
— Как ты смеешь строить глазки моей сестре? — воскликнула она, размахивая перед носом у Блэкстоуна комком чернозема. Потом взглянула на Элен. — Матери не следовало позволять тебе прогуливаться с этим человеком в уединенном месте. Мне стыдно за нее, да и за тебя тоже!
— Но мы просто разговаривал! Кроме того, я привела лорда Блэкстоуна в сад, потому что хотела найти тебя. — В глазах Элен засверкали слезы.
— Я не знала, что ты станешь меня разыскивать в обществе этого человека.
— Извини. Я… я не думала, что в прогулке с лордом Блэкстоуном есть что-то предосудительное… — Элен смешалась, всхлипнула и поспешила прочь.
Ларк с запоздалым раскаянием посмотрела вслед сестре. В самом деле, почему она вдруг сорвала зло на Элен?
— Похоже, ты добилась, чего хотела.
Ларк смерила Стоука холодным взглядом:
— Только не пытайся взваливать вину на меня. Ты не имел права приводить Элен в сад.
— Почему же? Нам с ней нужно получше узнать друг друга. Или ты считаешь, что я не должен оставаться с ней наедине?
— Ты слишком опасен. Тебя нельзя оставлять наедине ни с одной женщиной.
— Ты и вправду так думаешь или в тебе говорит ревность? — Стоук с довольным видом посмотрел на девушку.
— Помилуй, с какой стати мне ревновать тебя? Да будь ты даже единственным мужчиной на земле, я бы с радостью уступила тебя Элен. Но только не думай, что тебе удастся играть ею, как ты пытался играть мной. И еще — если ты снова приблизишься ко мне, клянусь, я убью тебя.
— Не угрожай мне, я этого не терплю.
Посмотрев на Стоука в упор, Ларк размахнулась и швырнула в него комком чернозема. Стоук увернулся. Девушка метнулась в сторону, скользнула меж стволов деревьев и помчалась по дорожке к дому. Ларк не сомневалась, что Стоук бросится за ней, и бежала до тех пор, пока не оказалась в жилых покоях замка. Оглянувшись, она, однако, обнаружила, что погони нет и в помине.
Итак, она снова виделась со Стоуком и разговаривала с ним. Ларк не сомневалась, что он и впредь будет домогаться ее, но не знала, как защитить себя от его объятий и поцелуев. Оставалось одно: любой ценой избегать новой встречи. Она направилась к Элен — просить прощения.
В двери покоев Ларк постучали. Она вздрогнула, поставила поднос с едой на стол и крикнула:
— Кто там?
— Твой сеньор, детка.
Ларк соскочила с кровати, отодвинула железный засов и распахнула дверь.
— Привет, Голубка, — бросил лорд Уильям, входя в покои дочери. На лбу у него пролегла глубокая морщина, и вид был озабоченный, хотя он и улыбался.
— Такая честь… Чем обязана? — Девушка догадывалась, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Отец никогда не заходил к ней в комнату просто так.
Оглядев покои Ларк, Уильям перевел взгляд на дочь.
— Знаешь, Голубка, когда мать сказала мне, что ты отказалась спуститься в зал и разделить трапезу со мной и Эвенелом, я забеспокоился. Уж мне ли не знать, что не в твоем характере прятаться в спальне, да и не хворала ты никогда… ни единого дня за всю жизнь. Вот я и решил подняться к тебе и выяснить, что случилось.
— У меня разболелась голова. Вот и все.
Ларк выглянула в коридор, чтобы выяснить, нет ли поблизости Стоука — ее «головной боли», но никого там не обнаружила. Захлопнув дверь и задвинув засовы, она прошла к столу и вскинула на отца глаза, ожидая продолжения.
Многие из тех, кто в разное время гостили в Сент-Вейле, поначалу принимали лорда Уильяма Мэндвила за человека ограниченного и недалекого, но Ларк отлично знала, что за его грубоватой внешностью скрывается на редкость проницательный ум. Когда отец смотрел на нее в упор — вот так, как сейчас, — она ощущала неприятный холодок, догадываясь, что он раскопал какой-то ее секрет.
— Почему ты запираешься? — спросил Уильям, заметив, с каким старанием дочь задвигает на двери засовы.
— Не хочу, чтобы ко мне среди ночи вломились подвыпившие люди Блэкстоуна.
— Скажи, ты опасаешься людей Черного Дракона или его самого?
— С какой стати мне опасаться его?
— Я, может, и стар, но зрение у меня еще острое. Когда Блэкстоун вслед за тобой выехал утром из замка, я видел, что он чем-то очень озабочен. Все то же озабоченное выражение оставалось у него на лице, когда вернулся. Он был до того рассеян, что сегодня на ристалище его едва не выбил из седла наш «квентин» — деревянный болван, которого используют для тренировки при бое на копьях. — Уильям запрокинул голову и расхохотался. Заметив, однако, что дочь не смеется, он серьезно сказал: — Между прочим, сидя за столом, Блэкстоун поглядывал на лестницу, которая ведет в спальни, а на Элен почти не смотрел. Думаю, ты, Ларк, занимаешь его куда больше, нежели твоя сестра. — Уильям дотронулся до руки дочери. — Для меня в этом нет ничего удивительного. Воину не сыскать подруги лучше тебя.
— По мне, так лучше умереть, чем стать его подругой. Меня тошнит при одной только мысли о том, что он будет мужем Элен.
— Откуда такая неприязнь? — Уильям нежно сжал руку дочери. — Не в твоих правилах, дочка, дурно отзываться о благородном рыцаре. Он, конечно, мужчина мрачный, ничего не скажу, но воин великий. И щедрый, кстати, — обещал подарить мне меч. Так что, полагаю, Блэкстоун вовсе не так плох, как ты думаешь. Ну а теперь поведай — что между вами было? Только имей в виду, я желаю знать правду.