— Если тебе так уж важно это знать, скажу: хочу убраться отсюда куда угодно, только бы оказаться подальше от тебя.
— Тебе никогда не удастся удрать от меня, пока я сам этого не захочу.
Ларк одарила Стоука презрительным взглядом, а Балтазар, понюхав воздух, двинулся к непрошеному гостю, и тот сосредоточил внимание на волке.
— Как ты узнал, что я в конюшне?
— После того как твой отец заявил, что ты не хочешь присоединиться к нам, я незаметно покинул зал и направился в твою комнату. Знал, что у тебя не хватит терпения слишком долго сидеть взаперти, — и, как видишь, оказался прав.
Показав Балтазару кусок мяса, Стоук швырнул его за дверь.
— Убирайся отсюда и поищи свою поживу во дворе, волчище!
Зверь самым бессовестным образом потерся о бедро Блэкстоуна, позволил погладить себя, после чего выбежал из конюшни и скрылся в ночи.
Неожиданно двери конюшни захлопнулись, и они оказались в кромешной темноте.
— Итак, на чем мы остановились? — прозвучал низкий голос.
— Ни на чем. Я сию же минуту уезжаю. — Ларк много бы дала, чтобы выскользнуть за дверь, но, во-первых, знала, что она заперта, а во-вторых, не представляла, как к ней пробраться в темноте. Зато она кожей ощущала на себе взгляд Стоука.
— Теперь, когда ты целиком в моей власти, я не отпущу тебя.
Ларк сделала шаг назад:
— Тебе никогда не говорили, что у тебя есть что-то общее с ночным кошмаром?
Она отступила еще на шаг, и тут солома, покрывавшая пол конюшни, предательски захрустела. Девушка вздрогнула и инстинктивным движением положила ладонь на рукоять кинжала.
— Ничего не имею против того, чтобы являться к тебе по ночам, — отозвался Стоук.
— Зато я имею.
До ее ушей донесся едва слышный шорох сена.
— Уходи, — бросила она, сжимая рукоять кинжала. Сердце у нее неистово колотилось.
— Уйду, когда мы завершим начатое.
— Ничего мы с тобой не начинали…
— Быстро же ты забыла, как трепетала в моих объятиях после того, как я спас тебе жизнь. Я мог бы взять тебя тогда прямо на скале, прежде чем нам помешали Роуленд и твой брат. Или вчера ночью. Забыла уже, какое удовольствие тебе доставляли мои прикосновения? Я-то все помню…
Не успела Ларк возразить, как Стоук продолжил:
— Не смей этого отрицать, иначе снова осквернишь свои уста ложью. Позволь мне доказать, что я прав. Дай мне дотронуться до тебя.
— Нет. Я обручена с Эвенелом. — Ларк сжала кулаки и отступила в чернильную темноту конюшни. — Стой там, где стоишь, иначе, клянусь, тебе не удастся выйти отсюда живым.
— И ты, и я — мы оба знаем, что это только пустые слова. Угрозы в твоих устах звучат как приглашение к любви. — Он сделал еще шаг к ней.
Стоук ступал тихо, как дикий зверь, но Ларк чутко ловила каждое его движение. Сделав еще шаг назад, она наткнулась спиной на дверцу стойла. Дверная скоба впилась ей в тело, и девушка поморщилась.
— Еще раз говорю тебе — стой там, где стоишь, — звенящим от напряжения шепотом произнесла она, выставив перед собой кинжал и начиная круговой обходный маневр вдоль стены.
— И не подумаю. Я желал тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Мне не терпелось сорвать с тебя одежду и почувствовать, каково твое тело на ощупь. Мне хотелось узнать вкус твоих губ, коснуться твоих грудей, погладить влажную плоть у тебя между ногами…
— Прекрати…
Помимо воли Ларк, слова Стоука вызвали во всем ее теле горячечный озноб.
— Предупреждаю тебя в последний раз: не смей приближаться ко мне!
Стоук громко рассмеялся. Напуганные Деболт и Тенсендур заржали и беспокойно забили копытами в своих стойлах. Воспользовавшись моментом, Ларк отступила в пустующее стойло.
В то же мгновение Стоук бросился вперед и обрушился на нее всей своей тяжестью. Пальцы ее, сжимавшие рукоять кинжала, дрогнули, и оружие едва не выскользнуло из рук. Возблагодарив Бога и всех святых, что этого не произошло, она стиснула рукоять кинжала и попятилась. Она отступала до тех пор, пока не споткнулась и не упала навзничь на груду сваленной в углу стойла прелой соломы.
— Когда же ты наконец поймешь, что мне угрожать бесполезно?
Стоук нежно коснулся подбородка Ларк, а потом провел пальцем по ее пухлой нижней губке. От этих прикосновений у нее перехватило дыхание.
— Я уже все поняла. Теперь позволь мне подняться.
Тело Стоука продолжало давить на нее, однако это была приятная тяжесть.
— Нет, прежде я хочу доказать тебе, что лгать и упрямиться нехорошо. — Его горячее дыхание обжигало ей щеку. — Впрочем, мне нравится твое упрямство. Оно заставляет бурлить мою кровь так, как она никогда еще не бурлила из-за женщины.
— В таком случае мне хотелось бы оказаться тишайшей женщиной на свете, — пробормотала Ларк, чувствуя, как ее снова захлестывает жаркая волна желания.
— В тебе много всего намешано, но тихоней тебе не стать, как бы ты ни старалась. — Стоук коснулся ее рта губами.
Власть его губ была так велика, что девушка содрогнулась. Казалось, еще немного, и она перестанет сопротивляться.
«Я не принадлежу ему», — твердила она про себя те же самые слова, которые говорила Эвенелу, когда тот расспрашивал о ее отношениях со Стоуком.
В панике растерявшаяся Ларк выпростала из-под соломы руку с кинжалом, размахнулась и вонзила клинок в спину Стоуку.
Он вздрогнул, застонал, пробормотал: «Чтоб тебя черти взяли!» — и вдруг обрушился на Ларк всей массой своего тела, придавив ее, словно глыбой, к соломенной подстилке.
Остановившимся взглядом она взирала на дело рук своих, не в силах поверить в то, что совершила. Тело Стоука давило на Ларк все сильнее, ей стало трудно дышать, и она, собрав все свои силы, спихнула его с себя. Оказавшись на свободе, Ларк некоторое время лежала рядом со Стоуком, с шумом втягивая в себя воздух.
Тут Ларк подумала, что он, возможно, еще жив. Она, зажмурившись, дотронулась до него. Когда ее пальцы коснулись холодной стали кинжала, она инстинктивно отдернула руку. Правда, потом, проведя рукой по груди Стоука, Ларк была вознаграждена за смелость: она почувствовала, как его грудь вздымается и опадает.
— Господи, он жив! Благодарение Пресвятой Деве, — пробормотала девушка, нащупывая торчавшую из спины Стоука рукоятку кинжала. Закрыв глаза, она потянула кинжал на себя. Клинок вышел из тела с чавкающим звуком, а по пальцам и ладони Ларк потекла кровь. Она тут же отшвырнула кинжал.
Зажимая ладонью рану Стоука, свободной рукой она оторвала подол своей рубахи, вытащила хранившийся у нее в сапоге маленький кинжальчик и разрезала материю на полосы. Изготовив таким образом подобие бинтов, она быстро и умело забинтовала рану, пропустив концы бинтов у Стоука под мышкой и стянув их в тугой узел у него на плече. Закончив работу, она перевела дух, присела рядом с раненым и прислушалась.
Тот сделал вдох, больше похожий на стон, а потом вдруг затих.
— Нет, ты не умрешь, — пробормотала Ларк, — ты просто не имеешь права умирать… Эй, ты слышишь меня? — Склонившись над Стоуком, она коснулась жилки у него на шее.
Биения не было.
— Не смей умирать! Ты слышишь меня, ну-ка, сейчас же начинай дышать!
Ларк шлепнула Стоука по затылку, затем сделала это еще раз — уже сильнее.
— Говорю же тебе, не смей умирать! Останься со мной! Уверена, тебе не хотелось бы покинуть этот мир, не овладев мною! Что ж, возможно, теперь я этого и заслуживаю… Я не стану теперь тебя винить, если ты даже и сделаешь это! Ты не умрешь! — повторяла она, отвесив раненому оплеуху. — Не умрешь, слышишь?
Потом Ларк снова дотронулась до жилки у него на шее. И снова ничего — даже самого легкого биения.
— Ты не имеешь права умирать! Ведь Элен любит тебя, и все считают, что вы скоро поженитесь. Прошу тебя, не оставляй меня с таким грехом на совести до конца жизни! Ты не имеешь права подвергать меня такой пытке!
Туг она замолотила кулаками ему по груди.