– Ключ-стимул – штучка, которую ты берешься... э-э-э... определить?
– Да, мистер Раскин. – Диана решила оставить себе хоть маленькую тропинку для отступления. – Однако я опасаюсь, что ваши ребята слишком уж трясли и раскачивали агрегат. Это ему не на пользу. К тому же, весь корабль трясло, когда мы... когда мы...
– Когда мы улепетывали, мисс. Ты вообще-то уверена, что эта консервная банка с прокисшей тушенкой будет форцать?
– Одно связано с другим, мистер Раскин. Чтобы проверить, как он работает, нужен ключ-стимул, чтобы найти ключ-стимул, нужна задачка...
– Задачка тебе нужна... Навигационная подойдет?
– В самый раз, мистер Раскин.
Капитан обратился к навигатору Добсу:
– Бо, тебе как раз надо было посчитать маршрут до точки, где мы встретимся с заказчиком. Не возись. Отдай всю цифирь этому мясному корыту.
– Да... я... и сам... да. Навигационное устройство о’кэй... кэп. Чего это... я...
– Ты сам – в следующий раз, Бо. А сейчас сделай, как я сказал.
– Ну... да. Ладно. Отдам... мясному корыту.
Диане нравился сильный самец Раскин и совершенно не нравилось то, как он называет бион. Больше уважения к отечественной технике!
Тем временем капитан уже инструктировал монстров из абордажной команды.
– Жак, Мак, тащите эту живую гирю в восьмой трюм. Со всем барахлом. И поможете там мисс Шефчук, если она скажет.
– Да чо помогать-то там, босс? – заблекотал Жак.
– Да мы под бабой не того... – хотел возразить Мак.
– Вы еще здесь?
Видимо, в голосе Раскина послышались какие-то особенные ноты. Два бугая дружно взялись за ручки, небрежно, в русско-венерианском стиле приваренные к контейнеру, и без видимого усилия подняли агрегат.
– Да мы чо, босс?
– Мы просто хотели уточнить профиль работы, босс.
– Точно, босс... Жак, а что значит профиль?
– Не бери в голову, Мак, это вроде меню в кабаке.
– А чо ты тогда растрынделся? Сказал бы сразу: «Меню работы»...
– Да ты просто деревенщина неграмотная, Мак. Тупой, как андроид.
– А если в рожу?
– Кто? Ты? Да я...
Их голоса постепенно затихали, отдаляясь от капитанской рубки. Раскин повернулся к анархистке:
– И последнее... Зови меня Пат.
Она хотела послать его в задницу, но почему-то вместо этого ответила:
– Отлично, мистер... Пат.
Бион семь лет назад придумала команда академика Блинова – двадцать восемь человек, из которых четверо были администраторами, один счетоводом, дюжина находилась под кайфом постоянно и годилась только на то, чтобы высказывать бредовые идеи, впоследствии неизменно оказывавшиеся совершенно бесполезными, трое столь же постоянно накачивались крепкими напитками и выдавали идеи, иногда приносившие пользу, одна числилась секретаршей Блинова, еще одна – его любовницей, четверых позвали из-за их высоких должностей, и в работе они не принимали участия... в конечном итоге мотором всей деятельности оказалась пара: очень некрасивый мужчина Дима Порохов и очень несчастливая женщина Рита Реброва. Рита мыслила системами, излагала свои мысли системами, собирала нетрезвые мысли команды в системы и даже, кажется, шутила как-то системно... Порохов разрушал ее систематические построения, фонтанировал иронией и вдобавок издевался над самой Ритой. Реброва обижалась, злилась, пыталась доказать свою правоту, совершенствовала форты логических построений... Эта двоица заставила блиновскую команду создать то, ради чего она не была предназначена: в сущности, бион оказался синтезом неосторожной шутки Димы, очередной системы, придуманной Ритой, чтобы посадить Диму в лужу, коллективного похмелья трех алкоголиков и административной воли самого Блинова, сурово заметившего: «Мы далеко отошли от темы. Никакого толка от вас я не вижу. Скоро институт закроют, и будут правы. Единственная идея, в которой хоть что-то есть, это дребедень насчет биоэлектроники, которую я вчера случайно услышал... Копнем здесь».
В течение полугода Блинов получил государственную премию Русской Венеры, четверо эскортных авторитетов совершили скачок в карьере, Реброва вышла замуж за Порохова, а институт все-таки закрыли, поскольку градус раздолбайства превысил в нем критическую отметку.
Бионы оказались очень капризными штучками. Они иногда отказывались работать, сбоили по причинам, известным только Господу Богу, а некоторые мастер-операторы даже утверждали, будто биоэлектронные машины способны гадить тем, кто им не полюбился... Им все прощали, поскольку бионы могли решать задачи, ставившие в тупик любую другую технику и даже людей... Электроника изначально задумывалась человеком как серая рабочая скотинка, предельно исполнительная и дисциплинированная. Бионы оказались иной породы. Остряки пошучивали: «Хоть они всегда на службе, но то и дело опаздывают к началу рабочего дня, самовольно уходят в отпуск и дерзят начальству». Нервическая гениальность бионов искупала то, что они никогда не были ни серой, ни дисциплинированной, ни скотинкой...
Диана поняла, до чего ей не повезло, как только откинула крышку контейнера. Судя по клейму, это был старый бион. Один из первых, пошедших в серию. Все они, древнейшие, программировались на определенный стимул либо Ребровой, либо Пороховым, либо их первыми учениками – всего двумя или тремя. Если бы клеймо принадлежало одному из учеников, Диана знала бы ключ-стимул через четверть часа: либо «Слава труду!», либо «Познание превыше всего!», либо «Будьте порядочны – остальное приложится!». Если бы клеймо принадлежало Порохову, пришлось бы повозиться. Этот был затейником. Мог «заклясть» бион на жареную свинину, на полусладкое красное, на суфле, на полную брюнетку, на программу творческого отдыха «весь-месяц-на-диване», и даже на словосочетание «Блинов-дурак!». Но Дмитрий Прокофьевич был человеком открытым, из ключей своих тайны никогда не делал, и все они вошли в реестр «Начинающему мастер-оператору биона». Часа два-три работы, и Диана непременно вскрыла бы вшитую матрицу ключ-стимула... Но клеймо состояло из двух букв: М.Р.
Маргарита Реброва.