Вот так вот, просто, взял и ушёл! Самоустранился. Со своими невысказанными подозрениями, с Дашиной полуправдой, холодный, сосредоточенный. Те черты, что всегда ей нравились в нём, сейчас обидно ранили.
Но ведь тогда, в Андарской гостинице, это ведь тоже была правда? Когда она лежала у него на груди, слушая биение его сердца и растворяясь в его живых, пульсирующих эмоциях... набираясь энергии, уверенности в себе. Умеет он, если захочет, и согреть, и подпустить близко. Особенно если надо для дела. Жёсткий расчёт. Она бы так не смогла. Даша отшвырнула последнюю подушку, а вслед за ней спихнула с кровати одеяло.
И только теперь заметила серые пятна на простыне. Пригляделась, да так и замерла. Крепкий холодок отчаяния прошёлся по коже. Это же пепел чёрного хакиба! Да как он тут оказался? Сама же и принесла на одежде. Если Калинин её раздевал, снимал с неё туфли, он не мог этого не заметить. Он ждал от неё объяснений, и понимал, что она врёт. Не разозлился, просто принял как данность. Только станет ли он ей после этого верить? Даша легла, свернулась корочкой и прикусила кулак. Ни малейшего смысла не было в её глупой лжи.
Бессонница
И мне бы хотелось чуть-чуть
Тут у окна отдохнуть.
К. Чуковский
Вместе с ночной прохладой в дом проникли первые запахи увядания. Кухонное окно открыто на веранду, а к ней подступает заросший, давно не видавший садовых ножниц дикий участок. Невидимая человеческому глазу жизнь протекала там, в ночной глубине. Под землёй копались личинки, и беззвучно прела листва. Мелкая летучая живность слеталась на слабый свет из кухни, прельстившись жилым комфортом. Слабый настенный ночник манил и притягивал всех соседских мотыльков. Они бились об него и припадали к нему пушистыми грудками, тени мелькали на гладких кухонных фасадах.
Непроглядная тьма затянула потолки с их розетками и лепными венками - единственное пристанище девятнадцатого века на этой современной кухне. Всё остальное оформлено просто и по-мужски строго. Кафель и хром, прочерченный бликами в темноте. Тайская домработница соблюдала неуютную стерильность. Это не сложно, учитывая, что никто ничего не готовит, кроме напитков. Даша пила чай в ожидании рассвета. Сутки выпали из привычных рамок. Клюквенно-красные циферки на духовке высвечивали три-сорок.
Ночь полюбилась Даше ещё с тех пор, когда она жила дома, делила свою комнату с Даней. Он никогда не спал. Он мог сколько угодно выслушивать её девичьи страсти. И даже советы давал. Совершенно очевидные и оттого дурацкие и смешные. А потом, если Даша вдруг просыпалась посреди ночи, она слышала, как шелестят страницы. Данила делал домашнее задание, сидя за столом. В полной темноте. Даша поднимала голову от подушки. «Н-да... никогда ещё не был Штирлиц так близок к провалу», - фыркала она. Беспечное время. Ей ещё не было известно, что такое одиночество.
Она провела дома целую неделю и до сих пор никому не рассказала про брата. Пожалуй, сглупила. Но сейчас это уже не имеет смысла. Как бы она ни оправдывалась перед Славой, всё равно взаимные подозрения останутся. Девушка понимала, что не стоит изводить себя напрасными догадками, но ничего не могла поделать. Хорошо бы поспать, но стоило ей опустить голову на подушку, как она будто окуналась в какой-то дикий калейдоскоп недавних событий. Перед глазами то и дело всплывала липкая, блаженная улыбка Румянцева, а потом кий, торчащий из чёрной глазницы. Но чаще всего ей представлялся Данила. Повзрослевший, окрепший, но гибкий, как плётка. И горько-смешливая складка в уголке рта. Это новое, раньше её не было. А глаза остались прежние, призрачно-холодные, неподвижные. Даша помнила, что в детстве он мог одним лишь взглядом отпугнуть окрестных гопников.
Защитил он её и в этот раз, появился так вовремя, расправился с чёрным хакибом... Так, нет, стоп. Если волк съел твоего врага, это не значит, что он стал твоим другом. И вообще, случайно ли он там появился? Или он снова пытается добиться её расположения, как он уже сделал когда-то в детстве? Уверенно, нагло, вопреки всему. Прёт, как ледокол. Но беспокоиться не о чем, в Дашином сердце плавали целые материки из острого, злого льда.
Когда она впервые сидела, прислонившись к чёрной оградке у могил своих родителей, она пообещала себе, что убьёт его, как только ей представится такой шанс. Наивно. Она даже не способна удержаться от радости при виде его... А кто сказал, что будет легко? Разве месть - это про облегчение? Про успокоение? Вовсе нет. Не обязательно ненавидеть, чтобы убить. Обещания должно быть достаточно. Ни в коем случае нельзя забывать, сколько она из-за него потеряла! А теперь ещё и доверие Славы.