Выбрать главу

 

 

Вот вам и речевые обороты.

 

 

- Неплохо! - согласилась Даша, не сдержав смешка. - Уязвила. Всё верно, так у нас, у людей, принято.

 

 

Она отсалютовала пустым стаканом. Каждый раз настроение неизменно поднималось, стоило развести Аляску на ответ «не по инструкции».

 

 

- Куда теперь? - спросила двуликая. Они уже успели дать неслабого кругаля по городу, и вопрос прозвучал весьма своевременно.

 

 

- Предлагаю... - задумалась Даша, - смотаться на Лесничье. Ты как?

 

 

«Лесничьим» называлось кладбище. Даша могла бы сказать, что любит это место за тишину и таинственность, за странные узоры Канвы, которые можно встретить только там. Если бы не было столько с ним связано личного. Она давно не навещала своих, а сейчас самое время, учитывая, что Миша грозится со дня на день отправить её в Англию.

 

 

- Поедем, куда скажешь.

 

 

- А мне твоё мнение интересно, - нажимала Даша.

 

 

Они обе знали, что кладбище для хакиба - это место, где можно раздобыть хоть немного энергии. А всё из-за диверсов, которые там оставлены безутешными родственниками. Это, конечно, мелочь, жалкие обрывки минувших эмоций, лохмотками повисшие над кладбищенской землёй. Но, как известно, с миру по нитке, голому рубашка.

 

 

- Только скажи, - подталкивала Даша. - Мне, конечно, и самой надо. Но решение - за тобой. Да или нет?

 

 

Она его получила, еле заметный кивок.

 

Машину не удалось подогнать к воротам как обычно. Всё потому, что торговок становится всё больше, а теперь появился ещё и ларёк с яркой надписью «Живые цветы». Да уж. Вместе с Аляской они бродили по рядам, пока Даша не увидела их  - винного оттенка хризантемы с большими мохнатыми головками. Тётя-казашка, приросшая к табурету, не вставая, выдернула букет из ведра и протянула его девушке.

 

Стоит пройти под воротами, стрельчатой аркой с коваными узорами, как пространство начинает терять реальность. Слишком много тут Канвы, она здесь обретает почти осязаемую плотность. И покойники не при чём. Это душевные страдания живых наполняют кладбище своей густой как паутина сетью. Печали, тревоги и прочие переживания накапливаются там веками, повисают обрывками пережитого. Кое-где паутина становится такой плотной, что превращается в сгустки-фантомы. Даша не видела в них никакой для себя опасности, но держалась на всякий случай подальше.

 

Кому бояться нечего, так это Аляске, она шла, наматывая паутину на свою ауру, как сладкую вату на палочку. Остатки диверсов - любимое лакомство хакибов, если не считать свежих, из живых ещё людей выдранных эмоций... Глазки у Али опасно блестели, она даже облизнулась, будто голодная собака. Но ничего, пускай крохи подбирает. Кладбище для неё - хоть и небольшая, но не лишняя подпитка, глоток воды для страждущего. А всё прочее, венки, обелиски, побитые дождями кресты вряд ли имеют для оборотней хоть какое-то значение.

 

Солнечный свет тем временем золотил прогалины, густо заросшие барвинком. Они прошли мимо часовни, две старушки набирали воду. Позеленевший медный кран выдавал им воду недоверчиво, обдумывая каждую каплю. Ещё одна бабулька мела старую булыжную кладку, медленно, шу-у-у-урх, шу-у-у-урх...  Глазками своими паучьими сверкала из-под платочка. Аура её давно потеряла форму, заплыла уродливыми складками разочарований. Внешне-то бабулька о душе, о горнем думает, а на самом деле - о двух нахалках разодетых, бессовестных. А почему бессовестных? А потому что поскромнее надо быть на кладбище, потише, да пожиже. А то вон, одна - в пальто канареечном, коротеньком, и даже и не понять, надето там под ним хоть что или вовсе ничего. Только ноги тощие в прозрачных колготках торчат... Отстудит себе задницу, будет знать. А вторая - коза в джинсе, прости Господи, смотрит странно, наркоманка, наверное. Руки в карманы - как у себя в подворотне, а не тут, в приюте печали христовом...

 

Может, и не в точности так бабулька думала, но ход её мыслей был Даше прекрасно виден. Ибо таких, неуспокоенных по жизни бабулек, повсюду водилось в достатке. Бредут, ежеминутно крестятся, но не под ноги, а в себя смотрят, в своей желчи варятся. Потому и двигаются медленно, как во сне, и не в настоящем живут, а в своих воспоминаниях, старых обидах. Не поймёшь - человек, или фантом? Не по себе как-то от этого, и лишний раз им на глаза показываться не хочется - тоже есть риск чего-нибудь схлопотать. Может, не проклятие родовое, но лишай на пятке - запросто. Зато покойники тихо прели в своих могилах, и, кажется, не сулили никаких неприятностей.