Когда он ушёл, бывший таксист повернулся, снова включил чайник, и уселся на стул, потирая плечо. Даша сходила, вымыла кружки и по дороге заглянула в приёмную за настоящим чаем. Притихшие работники ни о чём её не спросили.
Даша и Фима пили чай, смотрели в окно.
- Тоже мне, спонсор, едрить его налево, - усмехнувшись, пробурчал Ефим.
- Ничего, - вздохнула Даша. - Он мне сначала тоже не понравился.
За окном падал снег, а тёплый пар вился над кружками, как ему и полагалось.
Уязвим и очень опасен
Эпилог
И говорит Крокодил:
- Пожалуйте, ваше величество!
Кокоша, поставь самовар!
Тотоша, зажги электричество!
К. Чуковский
В тихом скверике по улице Чехова наступило раннее субботнее утро. За ночь снега выпало столько, что каждый карниз и каждая веточка обзавелись толстым белым шарфиком. Скромный, уединённый дворик сделался чистым и уютным. Где-то за углом скребла по асфальту лопата усердного гастарбайтера. Детская площадка ждала своих маленьких рыцарей, обещая им снежные битвы и купания в сугробах.
«Кррак... кррак» - плакались обледеневшие качели под весом, для них не предназначенным. Статный молодой человек, упруго покачивался, втиснув свои плечи между прутьями арматуры и толкаясь полусогнутой ногой. Снежинки слетелись на его кепку, как ведьмы на шабаш. Таким же пушистым слоем покрылась куртка, и уже не представлялось возможным определить её цвет. Наверное, он шёл всю ночь, потому что снег облепил его со всех сторон. На ум легко бы пришло сравнение с каким-нибудь полярным зверем, из тех, чьи ценные белые шубки не дают покоя модницам.
Если продолжить изучение его внешности, то стоит отметить общее приятное сложение и мягкое спокойствие на лице. Такая внешность везде уместна, в любом окружении впишется. Даже сейчас двуликий казался естественным дополнением опрятного зимнего утра. Он любил эту реальность. Она осязаема и закономерна. А вторую реальность не любил. Она обитала под кожей, неслась непрерывным Потоком, будто речные водные массы под слоем льда. Двуликий мог раствориться, вывернуться наизнанку, но не мог избавиться от Потока. Это источник его силы, его топливо. Это подавляющий, звучащий без остановки гомон чужих голосов.
В Потоке смешались фрагменты прошлого, своего и чужого. Они переплетались то так то эдак, тасовались до бесконечности, каждый раз навязывая двуликому новое прошлое, новую личность. Двуликий пытался подчинить этот сумасшедший конвейер хоть какой-то логике. Иногда ему казалось, что получается. Но каждая новая жертва неизменно добавляла в Поток свой голос, свои воспоминания, свои сомнения и страсти.
Данила боялся, что когда-нибудь просто не сможет найти в них себя, своё сознание и свою суть.
Неловкое раннее солнце тыкалось в окна и балконы, словно пациент, который встаёт, не успев отойти от анестезии. Выставив розовые бока, ещё дремали под снегом молодые сосенки. Двуликий ждал, беспечно покачиваясь, а под курткой, слева, на груди, чуть выпирал амулет, сидевший во внутреннем кармане. Деревянная вещица, похожая на выструганный для ребёнка игрушечный кинжал. В детстве Данила боялся амулетов, да и теперь не прочь от него избавиться.
Повернувшись чуть влево, он посмотрел на офисную пристройку, поглотившую два этажа типичной хрущёвки. Скользнул рассеянным взглядом по зарешеченным окнам и малоприметным видеокамерам. Под навесом стояло несколько дорогих внедорожников, в охранном агентстве велось круглосуточное дежурство. Белый хакиб успел провести там немало времени и вполне на это рассчитывал. В общем-то, долго ждать двуликому не пришлось. И вот уже люди спускаются с крыльца и выходят из-под навеса. Всего шесть человек, отметил хакиб, но вскоре узнал среди них Алтая. Это, наверное, не так уж и плохо - иметь Хозяина. Тебе не нужно бороться с Потоком, ты просто выполняешь приказы и счастлив, когда тебе это особенно хорошо удаётся.
Сотрудники «Каймана» обступили белого хакиба, заняли вероятные отходные направления. И один из них, в белой куртке и с танцующей походкой, встал прямо напротив.
- А что не заходишь? - спросил Лугачёв. - Ну, прям как неродной.
Всегда в таких случаях Поток откликается десятком разных ответов. И двуликому стоит усилий разобраться, какие из них его, а какие навязаны чужими воспоминаниями. Для начала он всегда улыбается. Если он не может выбрать, то просто не отвечает. Иногда он вдруг с облегчением понимает, что отвечать и не нужно. Рослый каймановец со светлой бородкой позади него постарался незаметно достать инъектор.