Она по-прежнему видела чужие чувства, но никак не могла на них повлиять. Она доводила себя до изнеможения, пытаясь в очередной раз ухватить за ниточку чьих-то эмоций, но от былой силы не осталось и следа. А собственная аура обрастала постепенно сине-лиловыми спутанными комьями ненависти. К санитаркам, к Елене Игнатьевне, к своему бессилию... И особенным ярким цветом полыхала её ненависть к брату. Это синее, едкое, как пламя газовой горелки, чувство постепенно заволакивало окружающую реальность, затягивало. Неужели так и сходят с ума?
- Та-ак... Ну что, дружочек? Как ты себя сегодня чувствуешь?
Даша едва ли голову повернула на голос Елены Игнатьевны. Молодая заведующая бойким шагом прошла к своему столу и села в удобное офисное кресло, которое плавно под ней спружинило. Это кресло было самой роскошной деталью интерьера. Обстановка кабинета больше напоминала приёмную детского терпевта в какой-нибудь бедной районной поликлинике - несколько игрушечных машинок на полке, пару горшков хлорофитума с поникшими листьями, старый стол. На стенах, вместо плакатов о здоровье - рекламные брошюрки. На полу давно потерявший цвета линолеум, в который Даша упёрла свой взгляд, не желая смотреть на заведующую. Ей был противен даже аромат её новых духов.
- Галя, ты иди, мы тут сами с Дашей поговорим, верно, дружочек?
За спиной с лёгким стуком прикрылась дверь - рыжая санитарка, гроза отделения, выскользнула как мышка.
- Ну что ж, - начала Елена Игнатьевна, - у меня для тебя есть одна хорошая новость. С обострением твоего психоза мы справились. Надеюсь, больше нам не придётся о нём вспоминать.
Даша хмыкнула и, не выдержав, бросила на женщину колючий взгляд из-под отросшей чёлки. Как тут не удивиться самообладанию заведующей - она умеет нести чушь с таким серьёзным выражением на румяном, подкрашенном личике. Хотя, ей-то что? Она нарисует в Дашиной истории болезни, что хочет, выйдет из этого кабинета, из этих, воняющих плесенью коридоров, спустится с крыльца и сядет в свой немецкий автомобиль. И поедет домой. Там, в привычном уюте, вкусно поужинает. Она явно об этом и думала, если судить по её ауре. Неспешное переплетение нитей, обычное желтоватое свечение, как у человека, чьи мысли заняты приятными бытовыми мелочами. Правда, мелочи бывают у всех разные, у кого-то - список покупок на выходные, а у других - усмирение строптивых пациентов.
Да они обе прекрасно знали, что значит «обострение психоза». Это реакция здорового человека на то, что его держат в психушке, лишив его всех возможных прав.
- Но, к сожалению, у нас впереди ещё долгий лечебный процесс. - Тут Елена Игнатьевна сделала драматическую паузу, чтобы убедиться, что Даша внимательно её слушает.
Да, чёрт возьми, Даша не смогла скрыть своего смятения - какой ещё «лечебный процесс»?
- Но... Вы же только что сказали, что острый психоз... что справились?
- О! Ты, наконец, проявила интерес. Что ж, это хороший знак. Думаю, полгода, год и мы поставим тебя на ноги.
- Как полгода? Вы же говорили - две недели... А прошло уже... Наверное...
Даша опустила голову, она не могла справиться с элементарным счётом. Заведующая покачала головой.
- Даша, ты перенесла слишком большую травму... С твоими родителями случилось такое несчастье, а твой брат исчез, пропал без вести.
- Он не исчез, он убил моих родителей и сбежал!
- Ну, конечно... Он ведь у нас оборотень, верно, Дашенька?
Даша прикусила губу. Проклятый опер, конечно же, он всё рассказал заведующей, несмотря на Дашину просьбу. Наверное, думал, что поступает как лучше.
- Видишь ли, дружочек, твоя болезнь оказалась гораздо опасней, чем мы думали. Она коварно залегла в глубинах твоего сознания и подтачивает твоё душевное состояние изнутри.