- Но я не больная! Как-то ведь я могу это доказать? Есть же специальные комиссии?!
Даша чуть не вскочила со стула, но вовремя остановилась. Только бы не дать повод... Лерка говорила, это важно. Главное - не давать повод! Но леденящий туман Дашиной злости сгущался, растворяя остатки воли.
- Дашенька, комиссия уже вынесла заключение... На данный момент ты признана недееспособной. И опеку над тобой возьмёт Астаховский интернат... По крайней мере никто кроме них пока не подал в суд соответствующие документы...
- Но как? Они меня даже не видели?!
- А зачем? Суду достаточно истории болезни и моего мнения.
- И что же вы им сказали?
- Что тебе ещё рано покидать больницу. Учитывая твои суицидальные наклонности, тревожность, нарушения адаптации... Было бы преступно... - с чувством ответила заведующая. - Я ещё раз повторю - было бы преступно лишать тебя права на лечение. Да, дружочек, нам понадобятся все твои силы. Вся твоя воля к здоровью. Так что постарайся сохранить позитивный настрой.
- А потом? Что со мной будет потом?
- Как обычно в таких случаях - тебя переведут в Астаховку. Но тебе не о чем беспокоиться, там хорошие условия.
- Но почему? Зачем меня куда-то переводить? Я ведь почти совершеннолетняя, значит, могу вернуться домой, в свою квартиру!
На самом деле, как только Даша себе представляла, что вернётся туда, где всё произошло, её тело отзывалось болью, словно придавленное тяжелым камнем. Но то, что говорила заведующая, совершенно никак не умещалось в сознании.
- Даша, семнадцать тебе или двадцать - не имеет значения, если ты признана недееспособной. А после решения суда твоей квартирой будет распоряжаться глава интерната, им же нужны деньги на твоё лечение и содержание.
Сердце девушки грохнулось мёртвой птицей, и провалилось куда-то вниз. Ей только что, как маленькому ребёнку, терпеливо объяснили, что она останется на попечении государства ещё на полгода. На год. А может, навсегда. Чего тут непонятного? Она же опасна для себя и для окружающих. Не способна адаптироваться. Не отвечает за свои действия.
Даша встала, и комната перед ней качнулась. Окно заманчиво раскинуло свои солнечные объятия. Ну и что, на нём решётка. Можно просто раствориться в весенних лучах и проплыть между железных прутьев облачком цветочной пыльцы, навсегда покинуть это место. Её брат легко бы с этим справился.
- Что с тобой, дружочек? Тебе плохо? Галя! Немедленно сюда! Галя!
Заведующая почему-то побледнела, кажется, плохо сейчас станет ей. Чего она так испугалась? Неужели Даша, жалкая тощая девочка с копной немытых волос могла её напугать своим видом? Рука нащупала деревянную спинку и потянула. Надо же, стул оказался очень лёгким. Даша смотрела, как он летит, поворачиваясь в воздухе, а Елена Игнатьевна с перекошенным ртом наклоняется в сторону. Но деревянная ножка с облупившимся лаком всё равно задевает её по лицу и, наконец, стул врезается в окно. Стеклянный водопад обрушивается вниз, яркие брызги скачут по подоконнику, мелодичной дробью стучат по отопительной батарее. Даша тянет ладони навстречу солнцу, она готова.
Топот ног, крики, пятна крови на халате заведующей. Кто-то заламывает ей руки, кто-то вгоняет под кожу иглу и Даша, наконец, растворяется, плоть и вес покидают её.
Тепло. Солнце приняло её в себя и уносило всё дальше, мерно покачивая на золотых волнах.
- Ааа-а... Ааа-а...
Наверное, это длится уже вечность. Но времени не существует для облаков.
- Ааа-а... Ааа-а...
Лёгкое покалывание, словно ветер ударил песком. Ещё и ещё. Тучи песка поднимаются выше, поглощают собою свет. Темнота гудит и бушует.
- Аа.. а!
- Даа-ша!
- Даша!
Имя... Это её имя. Темно. Открыть глаза? Неяркий свет падает из коридора. Ночь. Она в своей палате. Все, наверное, спят.
- Ну, просыпайся, Дашка...
Светлое пятно замаячило над Дашей и она узнала в нём Леру.
- Что случилось? - с трудом выговорила Даша и закашлялась от сильной сухости в горле. Захотела приподняться, но не вышло. Она снова была привязана к кровати.
Лера вздохнула.
- Ну же, Лера?
- Дашка, тебя завтра переводят...
- Куда?
- А куда переводят, если врачихе стулом в табло захерачить? - с обидой в голосе прошипела подруга. - Конечно, в острое!