Если вдруг кто-нибудь спросит Дашу, чем ещё ей запомнился прошедший год, проведённый в отделении для тяжёлых психически больных, она будет хмурить лоб и потирать беспокойно себя за шею. Потом её пальцы нащупают концы отросших волос, и она замрёт на миг. Ну, конечно, она вспомнит, как их обрили всех налысо, по одному сажая на стул в центре палаты. В целях борьбы с насекомыми, не занесёнными в Красную книгу. А вот когда это было? Зимой? Или раньше? На это она не смогла бы ответить.
Большую часть времени она просто молчала, повернувшись к окну. За окном, прикрученный к дереву, крутился желтый пластиковый ветряк, она любила на него смотреть. И чем быстрее он крутился, тем больше она погружалась в события того дня. Она вспоминала все детали, снова и снова, прокручивая их в своей голове. Как она вошла в комнату родителей, как лунный свет серебрил папину склонённую макушку...
Но иногда, из-за уколов, её охватывало непонятное беспокойство. Она дёргала ногами и вскакивала, но под грозным взглядом санитарки немедленно укладывалась назад. Ей хотелось двигаться, сотни безжалостных пружин толкали её тело прочь с кровати, и она намертво впивалась пальцами в матрас, не выпуская своё тело из-под контроля. В такие дни мысли не хотели держаться у неё в голове, и она тихонько проговаривала их вслух. И однажды не заметила, что перешла на крик.
- Я убью его! Я сама его убью, я клянусь!
Она уже поняла, что сплоховала, слёзы катились по её щекам, но она не могла остановиться, пока её не угомонила санитарка. А позже к ним в отделение зашла Елена Игнатьевна, остановилась возле Дашиной кровати. Она терпеливо ждала, пока не убедилась, что девушка её слышит и видит.
- Хуже болезни только паршивый характер. Не так ли, Белунина?
Даша ничего не ответила. Она поняла, что снова дала повод. Но к своему удовольствию, она успела заметить, что на гладком лице заведующей появился некрасивый белёсый шрамик.
После посещения Елены Игнатьевны ей назначили другие уколы, от которых в голове вообще не оставалось мыслей. Она даже перестала видеть ауру. Надолго впадала в забытьё. И всё реже случались просветления, когда она судорожно вспоминала, как тут очутилась. Когда впервые в её жизни появились больничные коридоры. Словно выныривала из проруби, вдыхая воздух над самой поверхностью тяжёлой свинцовой воды беспамятства.
Но в один день что-то пошло не так. Ещё до завтрака Дашу наскоро подняли, заставили одеться в принесённую одежду. Девушка, бездумно повинуясь, натягивала непослушными пальцами спортивные штаны. Она даже не сразу поняла, что это её собственные штаны, поскольку они оказались на два-три размера велики. За год она похудела. Ну, или, как говорят здесь, «вытянулась».
- К тебе посетитель, - благодушно сказала ей медсестра.
На ноги ей дали резиновые сапоги, а на плечи накинули какую-то болоньевую куртку с большим американским орлом, потом провели через многочисленные двери и вытолкнули на крыльцо. Это был маленький внутренний дворик, со всех сторон закрытый больничными хозяйственными пристройками, тёмный как дно колодца. Даша знала, что сюда часто отправляли пациентов таскать бельё в прачечную.
- Иди... Подожди вон там, на скамейке, - сказала ей в спину медсестра и захлопнула дверь.
Холод пронзил Дашу насквозь, она схватилась за перила и стала осторожно спускаться по ступенькам. Она была так слаба, что её голова клонилась вперёд, увлекая за собой всё тело. Сделав пару шагов, она опустилась на мокрую лавку. Огляделась. Прачечная закрыта, а в окнах больничной кухни темно, только поблёскивают края огромных котлов. До завтрака ещё далеко. Даша была абсолютно одна и ждала неизвестно чего. Она глубоко вдохнула терпкий, леденящий осенний воздух и подняла глаза к небу. Редкие облака заглядывали и торопились мимо. Первый раз за весь год Даша покинула своё отделение. Что-то происходило, где-то решалась её судьба, она чувствовала.
- Проходите... Да вон она, сидит... Вы уж извините, но только тут... У нас закрытый режим, сами понимаете... Пока нет заведующей, можете с ней поговорить.
Девушка привстала. Даниил?! Сердце совершило дикий скачок, выдернув её из сонной апатии. Нет, показалось... Молодой светловолосый мужчина, чем-то похожий на её брата, остался на крыльце, когда медсестра опять исчезла за дверью. Наверное, это кто-нибудь из знакомых её родителей. Она попыталась вспомнить, но у неё не получилось. Яркий, элегантный блондин. Как его можно забыть? Он был тепло и со вкусом одет, его серое, жемчужного оттенка пальто стоило, наверное, как зарплата всего больничного персонала. Блондин озирался с лёгким недоумением на красивом лице. Когда он заметил девушку, торопливо ковылявшую к нему, придерживая штаны, его брови поползли вверх. Кажется, он не ожидал увидеть такое.