- Ничего не устроила. Я уже извинялась, это само вышло...
- ... и мне пришлось дать Жанне полторы недели отпуска. Я столько на декрет не даю! Нормально, да? Одни убытки от тебя! Полторы недели!! И неизвестно, вернётся ли она... Может, вообще, уволится...
- Не уволится, - вздохнула Даша.
- Ты так уверена? - скептически добавил он, оправляя на себе халат.
- Жанна вас любит...
- Что? - замер Михаил.
- Поэтому не уйдёт. Ни за что... А вообще, лучше бы она влюбилась в Калинина, - девушка почувствовала неистребимое желание хоть как-то досадить своему надменному опекуну.
- Вот как? - усмехнулся хозяин дома, покачивая бокал. - Но не думаю, что у неё с ним были бы шансы...
- Он на неё смотрел.
- Правда? Не замечал... Страсти по-мексикански! Может быть, ты как-то на них повлияешь? Соединишь сердца? Пусть она Славу полюбит, а? Хоть какая-то польза от тебя появится.
- Нет, не буду...
- А, ну ясно. Калинин у нас парень видный, неженатый... Он тебе самой нравится, верно?
- Да. Нравится, - легко призналась Даша. - И вам тоже.
Воицкий осушил залпом бокал и отвернулся к огню, будто забыв про девушку. Ну вот, опять... Кто её дёргал за язык? Она чувствовала гнетущую неуместную паузу - сама виновата. Не её дело...
В коридоре раздался звонок. Соломон прошёлся по скрипящим половицам, как по стонущим нервам, и несколько раз громко щёлкнул замком. Ещё через минуту на пороге зала стоял высокий, приятной наружности мужчина. На нём был чуть мятый, но хороший, ладно сидящий тёмный костюм. Верхнюю одежду он успел отдать Соломону. Несколько чёрных прядей смешно слиплись у него на лбу от влаги, говоря о том, что гость успел слегка намокнуть под дождём.
- О, Валентин Викторович! - обрадовался хозяин дома. - Проходи, располагайся...
- Добрый вечер... - поприветствовал их гость. Его лицо засияло застенчивой улыбкой, он вытянул вперёд коробку, покрытую переливчатой восточной вязью, - а я со сладостями... Они настолько хороши, что способны извинить мой поздний визит...
Пен Чан была уже тут как тут, забрала коробку и исчезла в коридоре.
- А где Алекс? - поинтересовался Михаил. - Ты его в машине оставил? Может, пусть зайдёт?
- В другой раз... Алекс поехал по разным делам, позже меня заберёт. Ты же сам видишь - я после твоего звонка всё бросил...
Голос у него был глубокий, он немного растягивал слоги, как иностранец, хорошо выучивший русский язык, но желающий подчеркнуть свои достижения. Судя по его манере держаться, по его простоте и любезности, он был намного старше Михаила. Но, когда он повернулся так, что отблески огня наиболее ярко осветили его лицо, Даша отметила, что оно ровное и молодое.
- Ну, никуда бы мы не делись... - отмахнулся Воицкий. - Присаживайся!
Удивительно, что ради этого нежданного гостя Воицкий строил из себя образец галантности конца восемнадцатого века. Да что ж такое?
- Дарья... как приятно увидеть рядом с Михаилом новые лица, он такой... нелюдимый, - говорил Валентин, направляясь в сторону девушки.
Безумие. Комната звенит и съёживается вокруг Даши. Сигналы сразу бьют по всем радарам. Она ни с чем бы не спутала этот хищный плотный сгусток - ауру двуликого. Девушка вскакивает, листы бумаги разлетаются по ковру. И непонятно, всё это происходит ещё тут или уже в другой реальности... Последнее, что она видит чётко - испуг на лице Михаила. Она шепчет одними губами: «Оборотень». Но что он успеет? Звуки все исчезают. А потом приходит гнетущая пустота, девушка пытается удержаться на ногах, защищая себя смертоносными шипами ненависти. Она швыряет их в оборотня. Ненависть - её самая верная гвардия, но она растворяется в нём без остатка, в этом бездонном тумане. Всё напрасно. Липкая слабость разливается по телу. Даша чувствует, что медленно заваливается назад, что голова её съезжает по спинке на подлокотник, под щекой смялся печатный лист. Руки и ноги, как будто перестали существовать... Пустота сгустилась, укутала её белым.
- Святые угодники! - доносится издалека голос незнакомца. - Твоё чутьё тебя не подвело, мой мальчик.
- Она что, видит тебя?