— Так и должно быть, — пожимает плечами. — Другой вопрос, надо ли вам, чтобы я ковырялась в ваших ранах.
— Нет, не надо.
— Тогда можете идти.
— И это на все, что вы способны? — зло удивляюсь я.
— А вы все еще тут.
Я вскакиваю, в ярости шагаю к двери, у которой останавливаюсь и медленно выдыхаю и возвращаюсь на диванчик, обитый зеленым бархатом.
— Почему вы вернулись?
— Я не знаю, — закрываю глаза. — И вы часто будете задавать вопросы с почему?
— Да.
Смотрю на Лидию, а она все такая же спокойная.
— Я не верю, что можно разбудить страсть в человеке, который остыл.
— А я не обещаю, что вы вернете себе ту страсть, которая вас столкнула, — Лидия вздыхает. — Такая страсть оправдывается лишь новизной и риском, Инга.
— Видишь? — смотрю на Егора. — Слышишь?
— Однако, — Лидия опять не теряет маску флегматичности, — страсть, как и любовь, очень многогранная. И нет ни одной пары, которая познакомилась с ней обо всех ее проявлениях.
— Конечно, — усмехаюсь я. — Ведь столько неизведанных извращений в мире.
— Инга, — Лидия мягко улыбается, — вы остаетесь? Я не могу дать стопроцентных гарантий того, что вы обязательно спасете свои отношения. И это путь долгий. И да, очень непростой, но у вас есть возможность быть друг с другом честными. Разве вы не достойны спустя столько лет такой награды?
— Награды?
— Да, Инга, награды, — Лидия кивает. — Узнать человека с других сторон — это награда, а отдалиться, скрыть в себе самого себя от любимого — наказание.
— А если я боюсь… — мой голос становится тише. — Очень боюсь того, что не знаю своего мужа?
— А вы его не знаете, — Лидия, кажется, даже не моргаете. — Как и он вас. Вот и вопрос, хотите ли вы его узнать?
Я перевожу взгляд на Егора и не вижу в нем воодушевления. Только мрачную решительность.
— И я, так понимаю, — вновь обращаюсь к Лидии, — легко и просто не будет, да? Я буду злиться, плакать, возмущаться…
— Нет ничего хуже равнодушия.
Сжимаю переносицу. Я стою на карнизе перед убийственным прыжком. И я сейчас должна согласиться с тем, что наша семейная жизнь меня не устраивала, и прыгнуть. Прыгнуть вместе с Егором и в полете увидеть его честность, которая может преобразить его с любимого и стабильного мужчины в чудовище.
Да и я могу оказаться кем-то другим.
Я ведь свыклась со своей ролью, и мне придется отдирать маску милой и хорошей жены с мясом от лица.
Да, легче и проще сбежать без последних трусов на мороз.
Но тогда какой был смысл выходить замуж и рожать сыновей, которые сейчас сидят на уроках с синяками под глазами? И ведь поставили себе синяки не по разным сторонам, а под одну. Правую.
— Я остаюсь, — убираю руку с лица и шепчу, — вот теперь можно и воды.
Глава 9. Скажи это!
— Давай, признавайся, какие ты мне смелые эксперименты хочешь предложить, чтобы разбудить в себе страсть? — смотрю на Егора, скрестив руки.
— Для начала я должен захотеть их предложить, — невозмутимо парирует он мой выпад.
— Вот оно как? — охаю я. — Значит и кружевные труселя тебе от меня не нужны? Такие, что кружев там на ноготок, но зато вся жопа наружу.
— А ты их, что, надела? — Егор вскидывает бровь.
— Нет!
— Может, зря?
— А у тебя там что-то зашевелилось?
Егор переводит взгляд на Лидию, которая с интересом за нами наблюдает.
— Я в глазах жены теперь импотент, — Егор медленно выдыхает.
— А кружева вас заинтересовали? — Лидия совсем не смущена нашим разговором.
— Не в таком тоне, — Егор качает головой.
— А в каком надо? — цежу я сквозь зубы.
Лидия в ожидании приподнимает бровь.
— Что, я должен показать, как надо? — Егор тихо удивляется.
— Да, — Лидия кивает. — Как Инга должна была сказать вам о кружевах?
— Да, мне тоже интересно, — хмыкаю я, принимая психолога во временные союзники.
— Ну… — Егор разминает шею и поправляет галстук. — Я могу, — косит на меня взгляд, — ты зря думаешь, что я не настроен серьезно.
— Так ты уже начал?
Щурится, медленно разворачивается ко мне, поддается в мою сторону, вглядываясь в глаза и хрипло шепчет:
— Милый, — выдыхает, закусив нижнюю губу, а затем низко так воркует, — на мне новые трусики.
У меня сейчас глазные яблоки выпадут. И так широко распахнуты глаза, что я чувствую боль в тонких мышцах век.
— Кружевные, — Егор едва заметно щурится.
У меня сейчас макушку сорвет, как крышку с кипящего котелка.
Он настроен серьезно.
И нет, не отпустит он меня с чемоданом к маме и папе.