— Лживая стервь!
— Да пошла ты!
— Палками забить тебя мало! Семью разрушаешь! У него же, наверное, дети!
— Ага, аж двое, — раздается смешливый голос Егора.
Оглядываюсь. Стоит у открытой двери машин, облокотившись о крышу.
— Бессовестный, — старушка плюет себе под ноги, — потом у жене пойдешь, да? — переводит на меня взгляд. — Он же и жену после тебя потащит в кровать. По его роже видно, что ничего святого!
— Кто-то ту свою историю жизни нам рассказал, — хмыкает Егор и прижимает руку к груди, — сочувствую, бабуль.
— Ты же потом жалеть будешь, а поздно! — старушка машет тростью. — На коленях поползешь за женой, а ты, — опять тычет тростью в мою сторону, — останешься одна! несчастная, одинокая! На чужом счастье своего не построишь.
— Михаловна! — к поборнице нравов спешит вторая бабка в красном берете. — Чо ты тут разоралась?
— Да вот! Погляди на них! Совсем стыд потеряли! Как кролики сношались в машине…
Я смотрю на Егора, который озадаченно чешет бровь:
— Вот оно как… Уже сношались, — смеется, — я как-то пропустил этот момент.
— Так они же поди из этой лавки разврата вышли!
— Надо закрыть ее!
— Так я уже сколько писем написала!
— А вы сами туда заглядывали? — насмешливо спрашивает Егор.
Две пары мутных глаз смотрят на него с дикой ненавистью.
— Зря, — вздыхает Егор. — Там акции, скидки.
— Да что мы там не видели?! — рявкает первая бабка.
— Какая у вас насыщенная жизнь-то была, если вас не удивить, — спокойно говорит Егор, но я вижу, что он едва сдерживается от смеха.
— Ни стыда ни совести! — подытоживает бабулька в красном берете, подхватывает подружку под локоток и ведет прочь. — И не стыдно ведь. Слюнявые стоят. Хоть бы рты вытерли!
Касаюсь кожи вокруг губ. Липкая. И это не слюни. Это наша сладкая смазка. Вместо того, чтобы пристыженно нырять в салон машины и искать салфетки, я перевожу взгляд на Егора и прыскаю от смеха:
— Любовница.
— Коварная, — захлопывает дверцу, медленно обходит капот и двигается на меня медленным и плавным шагом, — бессовестная любовница, — встает вплотную, — касается моего лица, — которую я сейчас как следует засосу.
— Егор!
Затыкает мой рот поцелуем, стискивая в объятиях, в которых я задыхаюсь.
— Вот же прелюбодеи! — доносится до нас старушечий голос. — Да чтоб тебе жена твои колокольчики оторвала!
— А что жена по этому поводу думает? — выдыхает в губы Егор аромат химозного банана, клубники и ванили.
— Жена думает, что съедобная смазка — полная ерунда, — сглатываю я и заглядываю в темные глаза, — и любовница с ней согласна, но…
— Но?
— Но так как у нее ни стыда, ни совести, то она шепчет о том, что можно вместо смазки полить кое-кого вареньем и сливками…
— Можно еще медом…
— Ты же у нас мишка, ты и поливай лисичку медом.
— Да ты посмотри на них! — продолжает ругаться старушечий голос в стороне.
— Михаловна, пошли. Не твой это кобель! Твой давно в могиле лежит!
— Самыми бесстыжими любовницами, — Егор кладет руку мне на шею, — могут быть только жены. Главное — не позволить жене сбежать с чумоданом. Это самое сложное.
Глава 28. Как давно я тебя не трогала
— Может… позвоним мальчикам…
Егор целует меня в шею.
Нет, не целует. Он будто пытается сожрать меня губами.
В ресторане я отлучилась в туалет, сняла трусики и когда вернулась за стол, то кинула их Егору на пустую тарелку.
Конечно, стыдно.
Конечно, разврат развратный.
Но наградить же я его должна была.
— Егор…
— Заткнись.
Въедается в рот, и у меня мысли о сыновьях уходят во тьму под яростным напором.
От него идет жар, который плавит мою кожу.
Он скидывает пиджак, и мои пальцы с трудом расстегивают пуговицы его рубашки. Клацает пряжка ремня, и я ныряю рукой в брюки.
Отстраняется, когда я сжимаю его член и на его лице растягивается хищный оскал, с которым он меня вновь целует.
Давно я не держала своего мужа за его достоинство, не скользила по нему рукой, не тискала за упругие яички.
Затем моя рука опускается по его напряженному животу к грудным мышцам.
— Я так давно тебя не трогала, — запрокидываю голову под его губами на шее.
— А я тебя.
Он швыряет меня кровать, которая пружинит подо мной. Скидывает туфли, стягивает брюки и накидывается на меня.
Берет грубо, глубоко, с рыком и ругательствами, под которые я без зазрения совести кричу и царапаю его плечи спину.
Мы в отеле и можем не бояться громкого животного секса, в котором нет страха и стыда.