— Выйдем и я тебя в коридоре поцелую.
— Договорились.
— Там как раз есть темный уголок.
— Егор… — шепчу я.
— Все, понял, — опять поправляет галстук на шее и смотрит на Лидию, — а теперь мы можем обсудить вопрос моей внезапной ревности и агрессии?
— Уточните, пожалуйста?
— Я вчера увидел, как на мою жену пялится один урод, когда она вышла из своего архива… Вот теперь хочу его убить.
— Да никто на меня не смотрел! — охаю я.
— Смотрел, — разворачивается ко мне, — а ты еще миленько ему улыбнулась.
— Чего? Да я там даже мужика никакого не помню!
— Стоял и курил у выхода.
Замолкаю и медленно выдыхаю:
— Я поняла. И это была не улыбка, Егор, а гримаса отвращения, потому что дым летел мне прямо в лицо!
— И я теперь тебя туда в новых трусах отпускаю, что ли? — он приподнимает бровь. — Я, что, дурак?
Встает и поправляет пиджак за лацканы:
— Поехали домой переодевать трусы.
— Я могу пойти без них, — поднимаю взгляд и мило улыбаюсь.
— Ты добиваешься того, что я запру тебя в подвале и никуда не отпущу, — Егор щурится. — Все, — шагает к двери, — поехали.
Вместо эпилога
— Разлюбил, — Маша Воронина пожимает плечами.
— Но ведь год старался… — пытаюсь ухватиться за соломинку, — может, стоило ему, конечно, сразу сказать.
Потом вспоминаю, как я собирала чемоданы в истерике, а Маша, несмотря на свою внешнюю мягкость, куда принципиальнее и тверже меня.
Да и Виктор совсем не Егор.
Егор открытый, громкий и эмоциональный.
Виктор закрытый, сдержанный и от него всегда веяло какой-то холодной опасностью.
Егор может в рожу дать за косой взгляд, встряхнуть за грудки и уточнить, что не так, а после потащит пиво пить.
Виктор же отметит косой взгляд, запомнит человека и с этого момента начнется отсчет его косяков до предельного уровня.
— Сразу бы сказал, то тоже бы ничего не вышло, — Маша раздраженно отставляет стакан с лимонадом и откидывается назад. Смотрит в окно. — Не пошла я с ним ни к каким психологам.
— Почему? — тихо спрашиваю я.
— Светить своим грязным бельем перед незнакомым человеком? — переводит на меня взгляд. — Обнажать душу и слушать в ответ, что я чем-то не угодила ему? И без гарантий, что все вернется на свои места? Он мог со мной поговорить… но решил, что я не заслуживаю доверия после стольких лет. Его право. Пусть ему его мозги вправляет его любимка, — поднимает ладони в защитном жесте, — я умываю руки.
Я бы не влюбилась в Виктора. От его одного взгляда становится холодно и не по себе. Он собеседника взглядом режет.
А Маша бы не влюбилась в Егора. Он для нее слишком диковатый балагур-дровосек.
Мы разные.
Егор смог продавить меня, толкнуть к психологу, а с Машей бы так не вышло. Она из тех женщин, которые требуют той любви, которая не знает потрясений, ошибок и скуки.
Максималистка.
Как и ее муж.
Все или ничего. Никаких полутонов.
Ты либо любишь без сомнений, лишних разговоров и ошибок, либо нет.
Стоит ли мне делиться своим важным мнением на этот счет? Или просто улыбнуться и взять за руку?
— Да говори уже, — Маша вздыхает. — Я же предполагала, на какую встречу я иду. На ту, на которой меня пожалеют и дадут советов.
— Я лучше промолчу, а то обидешься.
— Серьезно? — Маша мягко смеется. — Тогда я сама додумаю. Пусть будет, что ты считаешь меня стервой.
— Не стервой, — качаю головой. — Максималисткой.
Молчит, пробегает пальцами по граням стакана и тихо отвечает:
— Возможно.
— И ты была замужем за таким же максималистом, — тихо добавляю я.
— Идеальная пара, — хмыкает.
— Была.
В глазах Маши пробегает темная тень тоски и она опять улыбается:
— Да, была. Теперь бы стать идеальными разведенными.
— Идеальные разведенные не любят. Оба не любят.
— С другой стороны, — горько усмехается, — идеальная женщина, которой меня назвал бывший муж, любит один раз и на всю жизнь, — вытаскивает из бокала с лимонадом трубочку и делает несколько глотков.
Потом опять смотрит в окно:
— И все вокруг недоумевают… Как так? Воронины развелись? — смеется. — А когда только начали встречаться, все удивлялись тому, что мы вместе.
— Я все же опять уточню… Если бы он поступил, как Егор…
— Не поступил бы, — серьезно смотрит на меня. — А если бы сказал, что хочет другую, то разве это не равно тому, что любви нет?
— Ты не права.
— Раз не хочет, то пусть гуляет, — пожимает плечами.