— Мы не поймем друг друга.
— Нет, — качает головой. — Разные мы птички. Я приходила к нему без белья в офис. В одном плаще и красных туфлях, а у тебя это впереди, Инга. И это не в укор тебе. разные позы, секс в случайных подворотнях, машине, на крыше. Я отправляла почтой в письме свои трусики, — едва заметно щурится. — Ношенные.
— Даже так? — шепчу я.
— И трусики в конверте — это маленькая шалость среди остального, — не отводит взгляда.
Сглатываю и чувствую себя девсвтенницей перед ленивой хищницей, и понимаю, что моя жизнь совсем не натягивается на ее жизнь.
— А если…
— Что? — приподнимает бровь.
— Отправить сейчас трусики…
— Зачем?
— Не знаю, — подпираю лицо кулаками. — Чтобы подразнить?
Маша опять смеется, мягко и бархатно, а затем ее смех резко обрывается, и она холодно говорит:
— Нет. Бывших не дразнят. Я выше этого. И не в трусах, Инга, дело. Совсем не в них.
— Ты хоть поняла в чем?
Поддается в мою сторону, вглядывается в глаза и шепчет:
— А какая разница? Я не буду в этом копаться.
— Не хочешь и свои ошибки увидеть?
Замолкаю. Кажется, я сказала лишнего. Я же хотела поддержать Машу, а вышла какая херня.
— Я не хотела этого говорить.
— Хотела, — Маша вздыхает. — Вскроются мои ошибки и что дальше?
— Я не знаю, — хмурюсь. — Не знаю. Мне просто жаль. Понимаешь. Жаль. Красивая семья была.
— Ты, главное, береги свою семью, — Маша опять вся улыбчивая и мягкая. — Мужика своего.
— Егор после разговора с Виктором решил…
— Какой молодец. Только я не поверю, что Виктор распустил свой язык и разнылся твоему мужу.
— Нет, не разнылся, — замолкаю на пару секунд и продолжаю, — его напугал его взгляд, Маш.
Откидывается назад, приподнимает подбородок и поджимает губы. Она тоже видела эти глаза, что впечатлили Егора до откровенного разговора?
Смотрит на маленькие наручные часики, а затем на меня:
— Извини, Инга. Но мне пора бежать, — встает и опять улыбается, — была рада встретиться.
— Как хорошо, что ты не Виктор, — шепчу я, пристегивая ремень безопасности.
— И как хорошо, что ты не Мария, — Егор медленно выезжает с парковки. — Оба непробиваемые, — смотрит влево. — Помнишь… на одной встрече она не притронулась к закускам, потому что…
— Потому что морепродукты стояли с мясными закусками, — киваю. — А мы с тобой тогда хорошо так поели.
— Я так вообще нажрался от пуза, — Егор хмыкает. — Нормально шли креветки с ветчиной. И с огурчиками.
— Ими восхищались, но никто не любил, — вздыхаю я. — И сами они никого близко к себе не подпускали.
— Потому что им никто не был нужен?
— Ну, теперь будут одиночками, — Егор зевает. — А мы будем учится на чужих ошибках. Так, сейчас за парнями заедем и предлагаю в кино.
— Я люблю тебя, — тихо говорю я, вглядываясь в расслабленный профиль Егора.
— А я тебя, — протягивает руку и сжимает мое колено. — Больше жизни.
— О, нет, — меня подкидывает с кровати волной резкой тошноты. — Вот черт!
— Что?! — Егор испуганно приподнимается на локтях. — Не молчи ты!
Я кидаюсь в уборную. Даже дверь не закрываю.
— Инга!
Я отвечаю Егору неразборчивым клекотом, и меня выворачивает в унитаз желчью и слизью.
— Да что случилось?
В перерыве между болезненными спазмами желудка, сжимаю грудь. Ноет.
— Инга!
— Пап?! — доносится приглушенный голос Саши. — У вас там все нормально?
— Я не знаю! Твоя мама тут переговоры с унитазом ведет… — замолкает и шепчет. — Вот блин…
— Да что у вас тут? — в уборную врываются наши сыновья.
Я вновь содрогаюсь под волной тошноты.
— Отравилась? — шепчет Саша. — Скорую вызывать?
— Вы не просили, парни, но… — взволнованно отвечает Егор, — но у вас, похоже, будет братик или сестричка.
— Хочу девочку! — грозным орочьим голосом отвечаю в унитаз. — Я заслужила!
— Такие маленькие, но пальчики, — шепчет Саша, круглыми глазами глядя в лицо Риточки, когда зевает и сжимает мизинец Паши.
— И крепко так держит, — Паша сглатывает с другой стороны от меня. — Вот это хватка.
Егор отвлекается от проверки колыбельки, которую собрали Саша и Паша:
— Да вы тоже не были слабаками. Палец точно могли сломать.
— Ну, мы же мужики, — шепчет Саша. — А она девочка.
— Есть девочки, которые могут и в рожу дать, — Паша хмыкает. — Марго будет такой. И мы сами еще научим, как правильно надо бить.
— Так, — смеюсь я. — Целуем мамочку, говорим, какая она красавица и идем делать ей чай с ромашкой.