– Димон, ты же искал девку себе в гостиницу? И не нашел же, да? Потому что не там искал, – сказал кредитор, хватая Беллу за локоть и чуть подталкивая вперед, – а я ж тебе денег должен, да, Димон? Так давай вот что – давай ты бери ее себе на лето, сколько там осталось, она вся твоя, смотри, другой такой не будет никогда, а мне долг спишем? Да, лады?
Страшный человек окинул Беллу беглым взглядом и что-то пробубнил. Кредиторы, хлопнув ее по попе, подтолкнули к машине, помахали, криво улыбаясь, и быстро ушли в обратном направлении, по пустынной широкой дороге из бугристого асфальта, припорошенного белой ракушняковой пылью.
В отличие от скованного солнцем, пахнущего бензином, душного до головокружения Черноморского, с жирными водянистыми миражами на дорогах, с чахлой зеленью и облупленными желтыми домами, тоже, кажется, излучающими жар, в «Диве» было намного комфортнее.
Дядя Дима, как называла хозяина Белла, оказался на удивление тактичным и обходительным, выставив всего два ультимативных требования – покидать территорию «Дивы», даже в магазин или на трассу, ей запрещено, и подниматься в хозяйскую квартиру, устроенную в комнатах на предпоследнем этаже, слева, с отдельным входом – тоже. Он говорил, гавкая и чуть захлебываясь, морща лоб; слушая его, Белла в первые дни не знала, куда смотреть, ведь отводить взгляд было неприлично, но само его лицо не имело ни одной нейтральной области, остановившись взглядом на которой, можно было бы думать лишь о теме разговора, не съезжая с кровожадным человеческим любопытством по глубоким бороздам в синюшные мешочки кожи в крупных порах.
Лишенная своего привычного книжного жизненного топлива, Белла ощущала себя в состоянии прожившего жизнь человека, – словно у ее ног стоит здоровенная кадка с тем, что было, и оттуда можно черпать все эти вешние воды, темные аллеи, современные украиноязычные Солодки Даруси, Сорокинские гармоничные бреды, и точно знать, что они никогда в кадке не кончатся и каждое новое переживание – будь то тревожная морская серость с пронзительно яркой закатной полосой, нервно расчеркнувшей горизонт, или отбившийся тупым невнятным узнаванием взгляд женатого постояльца, отсчитывающего деньги – неизменно найдет свою, прочтенную, пережитую, понятную ложку тягучего книжного прошлого. Здесь, в изысканно-аскетичном пейзаже, где беспрестанно дул жесткий, соленый ветер, ей было хорошо. Наверное, все люди, задержавшиеся тут, использовали скупой степной фон как холст для своих собственных мыслей, радуясь отнюдь не природному великолепию, распростертому со всех сторон, а ее фантастически деликатной ненавязчивости.
Работником Белла была неторопливым, но старательным, а так как в этом месте никто никуда не спешил, дядя Дима оставался ею доволен, если так можно характеризовать отсутствие каких-либо претензий с его стороны. Ему было трудно разговаривать, и говорил он мало, в основном начинал что-то делать, что Белла должна была подхватить и продолжить. Он совсем не пил, и винный выбор у него был довольно скудным, так что любители посидеть ночью с видом на море, закутавшись в пледы, употребляя при этом чудесные крымские хересы и мадеры, должны были ехать аж в Межводное. И потом, уютно прорезая стрекочущую ночную тишину похрустыванием гравия под колесами, ловя фарами мелких бабочек и мошек, они возвращались, и рабочий день подходил к концу.