— Всё трамонтана,— ворчали рыбаки, кивая друг другу.— Он сводит людей с ума. Французам тоже хорошо знаком этот ветер. Из-за него Ван-Гог и отрезал себе ухо.
Через два дня ветер затих, опять потеплело, и мы с Ларри возобновили пешие походы и велосипедные экскурсии, отдых за чтением на площадях и прогулки на закате по берегу моря.
В конце февраля мы решили: пора сниматься с насиженного места и двигаться в путь. Погрузив пожитки, мы устремились на юг в глубь страны, назад в Барселону, через Фигерас, Олот и Виш.
Дорога прорезала горы, минуя беспорядочно разбросанные фермы, виноградники и мелкие городишки, прилепившиеся к кручам и утёсам. Стоило нам остановиться и взглянуть на север с вершин холмов, как перед нами открывались живописно-захватывающие виды одетых снегом Пиренеев. В горах ниже Олота воздух был холоден и свеж, а проезжую часть дороги местами покрывали заплатки льда, которые всякий раз, когда мы наезжали на них, посылали наши велосипеды в нокдаун.
Мы собирались пробыть в Барселоне ровно столько, чтобы немного разжиться деньгами на мелкие расходы: Том бегло набросал нам план, как добраться до улицы, где находится донорский пункт. Сам он не помнил точного адреса, но, едва мы выехали на ту самую нужную улицу, нам не составило труда вычислить место — длинный «хвост» из пьянчужек, выстроившийся снаружи, служил лучшим указателем.
Пристегнув велосипеды к столбу, мы двинулись внутрь. Из вестибюля лестница вела вниз в единственную просторную комнату, заставленную койками, занятыми тем, что на поверку оказалось величайшей в мире коллекцией оборванных, лишь слегка протрезвевших, горизонтально распластанных забулдыг. По комнате не спеша двигалась единственная медсестра, вводившая иглы с трубками, торчащими из множества повисших рук. Ларри намекнул, что «чёрта с два мы быстро выберемся отсюда», как нас уже заметил регистратор.
— Не о чём беспокоиться,— прокричал он через палату.— Давайте сюда ваши паспорта и посидите. Побыстрее. В чём дело? Что, ноги не идут?
— Вы угадали. Действительно не идут,— нервно усмехнулась я.
Ларри спросил, как долго продлится сама процедура.
— Минут десять. Теперь давайте ваши паспорта и заполните бланки.
Мы кинули наши паспорта на стол регистратора. Заполняя бланк, я старалась не смотреть на мужчин, лежавших на койках. Около часа я просидела, нервно ёрзая и поёживаясь, прежде чем сестра взяла со стола наши бумаги.
Меня вызвали первой, и я заставила себя прошагать двадцать футов до кабинета доктора в конце регистратуры. В кабинете, взвешивая меня, фельдшер продолжал дожёвывать сандвич, шумно запивая его пивом.
— Пятьдесят пять кило,— пробубнил он сквозь густую, истекавшую соком смесь хлеба, помидоров, салата и ветчины.
Он икнул и жестом приказал сойти с весов.
— Пятьдесят пять,— повторил за ним доктор.— Очень жаль, но для донора вы весите недостаточно. Вы должны весить по меньшей мере шестьдесят пять. Весьма сожалею.
— А, не стоит,— широко улыбнулась я,— сама-то я, разумеется, совсем не жалею.
Затем настал черёд Ларри. Доктор дал «добро», сестра подвела его к свободной койке и ввела иглу в предплечье. Выражение ужаса, наползшее на лицо Ларри в тот момент, когда сестра вызвала его в кабинет, так и не растворилось, и он, не иначе как с испуга, умудрился накачать пол-литра крови за каких-нибудь пару минут. После этого регистратор небрежно сунул ему в ладонь тысячу шестьсот песет (двадцать пять долларов), и мы повернули «коней» в ближайшую винную лавку.
Испанцы, с которыми мы встречались и разговаривали по дороге из Кадагеса, уверяли нас, будто пара глотков бренди в начале и в конце дня помогут помочь справиться с последними зимними морозами. Ларри расплатился за бутылочку «Карла III» частью «кровавых денег», и мы залили бренди в пустую канистру из-под горючего для плитки. (В Америке мы пользовались чистым газом. В Европе его не найдёшь, и мы приучили «старушку» питаться обычным бензином, и для того, чтобы облегчить багажник, наполняли теперь только одну канистру, поскольку бензоколонки находились не так далеко друг от друга.)
Вооружённые «убойным» запасом бренди, мы с Ларри двинулись к югу от Барселоны, по побережью, через Валенсию, Аликанте и Альмерия. Мы резко бросили привычку останавливаться в кемпингах ради горячего душа, выработавшуюся у нас в Америке. В большинстве переполненных испанских кемпингов стоял невообразимый гвалт, а за одну ночёвку драли четыре доллара, притом «горячий» душ чаще всего оказывался холодным. А если учесть ещё плату за стоянку велосипедов, то нам пребывание в кемпинге обходилось дороже, чем автотуристам с машиной и трейлером. Обидевшись, мы, изменив привычке, пристрастились ночевать на пляжах, в оливковых и апельсиновых рощах и на крестьянских полях, причём совершенно бесплатно. И только в городах мы, как и раньше, останавливались в кемпингах.